Если прислушаться, то можно было услышать, как летят облака. Несутся по небу своими серыми массами, а с земли кажется, что почти не двигаются. Все это простые законы физики, что принимают за иллюзии, которыми наполнена жизнь. Натаниэль тоже чувствовал себя такой иллюзией. Вчера он отправился на ужин и пропал далеко не на один день, но никто ничего не заметил. Мир остался глух к его отсутствию, потому что он вернулся в ту же точку, из которой пришел. Дар и проклятие путешественника во времени. Однако, все успело измениться. Не для мира, конечно же. Для него.
Страйф прожил очень долгую жизнь, может быть, ему были уже тысячи лет (кто-то вообще будет это считать?), но ни один день еще не походил на сегодняшний. Они с Дженнифер проделали огромную работу, предусмотрев, казалось бы, все возможные варианты развития событий в зале суда. И все равно он продолжал приглядывать за ней и за окружением. Какое настроение у судьи, на что надеется прокурор. Где может быть прокол у обвинения, о котором защита не знала раньше. Никто не подумал бы на вмешательство телепата — в частности, никто бы не подумал на Саммерса. Как минимум, потому что о нем не то чтобы было известно, как максимум — на него не лезло определение альтруиста. Впрочем, сам Нэйт не находил в этом какого-то альтруизма, используя ситуацию в качестве завуалированного извинения за Рафт перед всеми Мстителями разом. Пусть ему и сказали, что вопрос с тюрьмой оставлен в прошлом.
Поскольку особых дел у него не было, Натаниэль завис в медитации на берегу океана, погрузившись в своеобразный транс. Невидимое участие в судебном процессе отнимало не более процента от его внимания и не грузило мозги, так что он расслабленно болтался в воздухе вверх тормашками, не обращая внимание ни на воду около своей головы, ни на палящее солнце, ни уж тем более на фоновый шум мутантов Кракоа. Его либо обходили стороной, чего он вполне и ожидал, либо глазели издалека, что было допустимо. Инцидент с Кукушками он не учитывал. Девочки сами полезли, куда не просили.
Однако такое внимание выделялось на общем фоне. Оно бурлило разнообразием негодования и от него было удивительно холодно, а не жарко. Нэйт ждал. Не подавая вида, наблюдал, как эта женщина решительно шла по его следам. Как ласковый морской ветер раздувал светлые волосы. Как каблуки босоножек тонули в песке. Как ее легкие наполнились воздухом, а губы приоткрылись, выдавая режущее осколками льда «Саммерс». Как руки скрестились на груди, демонстрируя защитную позу, в то время как словами пыталась атаковать. Ее образ отпечатался в сознании так же ясно, будто он все это время смотрел на нее.
Натаниэль открыл сначала правый глаз, затем левый. Эмма Фрост рассматривала его и это было явно взаимное занятие. Вот только его мир был несколько перевернут. Он чуть наклонил голову вбок, повторяя ее движение. Мир накренился еще сильнее, а пожаловавшая по его душу женщина никуда не делась и оставалась столь же блистательной, за исключением утонувших во влажном песке босоножек. Она пошла на такие жертвы ради встречи с ним? Почему-то он подумал о песчинках на коже ее ног, которые вряд ли бы сравнились с блеском алмазной крошки, но казались более... земными. Стоя у кромки воды Белая Королева выглядела не такой уж ледяной.
Нэйт перевернулся в воздухе. Вышло довольно изящно, учитывая его габариты, впрочем, делал он это далеко не в первый раз. Завис так на несколько секунд, раздумывая, опуститься в воду перед Эммой или все же облететь и встать на песок. В итоге выбрал второе, сделав небольшой полукруг и мягко приземлившись в полутора метрах от Королевы. Ступни послушно утонули в песке, но внушительности это не убавило. Натаниэль Саммерс возвышался над практически всеми жителями Кракоа и Эмма не стала исключением. Интересно, она сравнивала его со Скоттом? Или с Кейблом? С обоими сразу? Его сходство с братом было очевидным, кроме покрытой живым металлом левой половины торса и руки. И выглядел, пожалуй, он все же моложе и посвежее своего близнеца, хотя жизнь обоих била нещадно. На Скотта он не был похож, во всяком случае, с беглого взгляда и не в этом возрасте. Он обогнал отца в росте и ширине плеч еще когда был юнцом. Набранная за годы мышечная масса значительно добавляла ему веса и ширины, делая и без того крупного мужчину по-настоящему огромным. Каштановые волосы, доставшиеся ему как раз от отца, давно стали белоснежными из-за бурлящих внутри него сил. На маленькую рыжую Джин Грей он был похож еще меньше.
— Мисс Фрост, — Нэйт вежливо кивнул, отвечая Эмме ее же монетой. — Это не страшно. Мое прибытие не столь важное событие в жизни мутантов, — шкодливая улыбка спряталась в уголках губ, а глаза задорно сверкнули, подчеркивая ироничность, — во всяком случае, не в этот раз.
В прошлый раз, кажется, он чуть не взорвал Хоуп Саммерс, превратив ее в живую бомбу через свои силы, попутно почти убив Людей Икс и Икс-форс. Не самое ужасное, что он делал, но довольно яркое воспоминание для всех причастных. Каких-то несколько суток назад, по времяисчислению этой реальности, он тонул под чувством вины за свои поступки и точно бы не стал иронизировать над этим. Все изменилось за время его отсутствия, которое мир даже не заметил.
— Я польщен вниманием.
Вовсе нет. Он сгорал от любопытства, как эта женщина собирается дать ему по морде, хотя бы фигурально, за испуганных девчонок. Или в какие слова она попытается облачить презрение за то, кем он является генетически. Потому что иных причин для ее появления не находил, почему-то сразу отбрасывая вариант с искренним желанием познакомиться лично. А, возможно, что она тоже сгорала от чувства, схожего с отчаянным желанием Прометея украсть огонь для людей. Он был дьявольски могущественным и без божественной силы Феникса, что словно магнит для псиоников. К тому же у него не было Феникса. У него был Черный Зверь, что выглянул из глубин бездны и подслеповато щурился от того света, который видел в Эмме Нэйт.
«Зачем ты меня искала? Что тебе нужно?». Сотни вопросов роились в его голове, но ни один из них он так и не задал. Ни вслух, ни телепатически. В очередной раз он решил ждать, опираясь на древнейшее правило: женщина сама скажет, чего она хочет. Главное было внимательно слушать. В кои-то веке ему было не так уж все равно.

Отредактировано Chaos Bringer (06.07.2022 03:24)

У нахождения на стороне «хороших» или хотя бы нейтральных ребят, были свои плюсы. Они не строили сложных многоступенчатых планов на все возможные случаи, предпочитая выбирать какой-то маршрут своего движения по жизни и плюс-минус следовать ему. Например, развивать остров и новообразовавшееся государство. Все остальные дела были уже не такими значительными и могли подождать. Минусы тоже имелись. Во всяком случае, для Страйфа. Не ходи туда, не делай вот это и это, вот так тоже не надо... к этому охренительно длинному списку «не» теперь добавилось еще и «не этично». Кое-кто тут совершенно не привык отказывать себе в чем-либо, подстраиваться и следовать ограничениям общества. Он пытался — Вселенная тому свидетель. Но даже у него терпение, с таким трудом собранное по закромам и удерживаемое, могло начать трещать по швам. Особенно, когда обвинение было совершенно несправедливым.
Нэйт прищурился, вглядываясь в лицо Эммы. Он никак не мог решить, шутка это или она серьезно? Вероятно, он даже надеялся на то, что вот сейчас она не выдержит, улыбнется и засмеется. Может быть даже скажет что-нибудь в духе «видел бы ты свое лицо». Он тогда расслабится, признает удачную шутку (ого-го!) и, может быть, выдавит из себя хмык. Время шло, Фрост продолжала говорить (и раздеваться?), а претензия так и не стала поводом для веселья. Ее разум был закрыт пси-блоком и она была сильным и опытным телепатом, чтобы выстроить защиту правильно. Однако она не сможет долго держать оборону под его атакой, за исключением перехода в алмазную форму. На ее счастье, он не собирался насильно вскрывать тайны светлой черепушки. Он ведь не так этичен, как ее дочки.
— Так вот, как я поступил с ними? — Нэйт приподнял левую бровь. — Не этично. Обязательно запомню новое определение, если что-то подобное случится еще раз. Не обязательно с ними.
Эмма вела себя именно так, как должна была вести себя мать. Защищала своих детей, какими бы они ни были. Даже с учетом того, что Степфордские Кукушки являлись ее генетическими клонами, застрявшими в периоде подросткового сволочизма. Когда-то давно одним из главных упреков в сторону своих родителей было отсутствие подобного поведения по отношению к нему. Его-то никто не защищал. Однако в данной ситуации Эмма сталкивалась и с обратной стороной материнского инстинкта — она бросалась в бой, даже не разобравшись в произошедшем. А ведь Страйф, в некотором роде, спас девчонок, не позволив сгинуть им в огне, в который они лихачески бросились.
— ... что?
Левая бровь поднялась еще выше, а на лице отразилось абсолютное недоумение. Посещать ее занятия? Нет, вот теперь это точно звучало как шутка. Может быть однажды он бы и согласился с тем, что ему нужен какой-нибудь психотерапевт, но явно не школьный учитель. Он несколько перерос детишек, во всех смыслах. Вообще-то он мог оскорбиться попытке унизить его и посадить на школьную скамью. Еще бы пригрозила поставить ему двойку и вызвать родителей. 
А, может, дело было в другом? Может, это была тонкая игра слов, флирт на грани фола? Нэйт попытался увидеть это предложение под другим углом и сделал неожиданное открытие, что Эмма Фрост могла приглашать его на свои занятия вовсе не для того, чтобы учить этике. Они ведь взрослые люди.
— А что насчет тебя?
Нэйт сделал шаг вперед. Скорее интуитивно, чем пытаясь по-настоящему угрожать. К тому же Фрост была явно не той, кого с легкостью можно запугать. Во всем ее виде была непоколебимая гордость, которая ему очень импонировала. Он любил смелых. Он уважал силу. И он, определенно, был эстетом, не смущающимся любоваться красотой. Эмма Фрост соответствовала всем трем параметрам, что вызывало у него небольшое раздражение. Потому что в комплект к тройному бинго шел тот самый охренительно длинный список из «не».
— Я пугаю учителя?
Где-то на телепатическом фоне грянул гром.

Отредактировано Chaos Bringer (10.07.2022 19:47)

Нэйт чуть склонил голову, продолжая изучающе смотреть на эту женщину. Что он о ней знал? Все и ничего. Когда-то давно он вел записи, собирая информацию по разным личностям, которые хоть сколько-нибудь попадали под его внимание. Люди Икс, Фронт Освобождения, Сила Икс, Братство... Клуб Адского Пламени в том числе. Там были сотни, а то и тысячи файлов, оформленных Зеро в единый каталог. Записи, в которые Страйф иногда вносил собственные заметки с комментариями. Однако файл Белой Королевы оставался сборником сухих фактов и статистики. Даже на момент, когда она была с его отцом. Эмма Фрост никогда не интересовала его дальше этих данных. Может быть, потому что в этом мире они никогда лично не пересекались? Она не стояла на его пути? Ну, зато теперь более чем стояла, давая ему возможность оценить, что он пропустил.
— Значит, я тебе интересен.
Натаниэль коротко улыбнулся в ответ. Логичный вывод. Был бы неинтересен — она бы сидела в своем кабинете. Сама так сказала, он просто подвел краткий итог. Улыбка уже не вызывала у него таких серьезных усилий и выглядела вполне естественно, сказывалась практика за то время, которое он провел вне этой реальности с Уолтерс. Его улыбки перестали выглядеть агрессивными оскалами и самодовольными усмешками. Он быстро учился и быстро адаптировался. В конце концов, научиться улыбаться было куда проще, чем понять эмоции — свои и чужие. Управление мышцами своего тела и рядом не стояло с треклятым психоанализом.
Поступок Кукушек был опрометчивым? Нэйт покачал головой, продолжая улыбаться. Все это до жути напоминало попытку извиниться, не прибегая к прямому признанию вины — он сам так не раз делал.
— Я тебя услышал, Эмма. Расслабься, у меня нет конфликта с девочками или с кем-либо другим на этом острове, — «во всяком случае, пока что». — И ради всех богов, прекрати звать меня «мистер Саммерс». Им я являюсь в последнюю очередь.
Впрочем, он уже был не уверен, кто он. Раньше наверняка бы громогласно басил «Я — Страйф», как это было множество раз, а теперь... Быть Натаниэлем было сложно, но, кажется, он привыкал быстрее, чем предполагал когда-то. Впрочем, вряд ли Эмма знала о нем достаточно, чтобы увидеть разницу и оценить произошедшую метаморфозу. Для нее он был чем-то вроде темной лошадки — множество слухов, будоражащих воображение, а истина всегда где-то посередине.
— Как они?
Не то чтобы он переживал или его сильно беспокоило состояние Кукушек. В конце концов, он сделал все возможное, чтобы вытащить их из бездны, но мало ли, как встреча со зверем могла отразиться на девочках. Или его просто беспокоило, сколь многое проскальзывало в телепатическом контакте между Кукушками и Белой Королевой? Где была грань у тайн, которые могли хранить девчонки. Нэйт не лез к Эмме с попытками обойти ее телепатический блок и оттого страдал, мучаясь от волнительных вопросов. Знала ли Эмма о звере? Сказала ли она правду о причинах прихода сюда? В чем причина ее интереса? С каждой секундой версия «она пришла посмотреть на сына Циклопа» казалась все более абсурдной.
Зверь шевельнулся внутри. Ему было любопытно происходящее, а любопытство космической сущности ничем хорошим никогда не заканчивалось. Нэйт повел плечами, сгоняя напряжение с мышц, и перевел взгляд на океан. Красивый закат. Теперь он обращал внимание на такие простые вещи. Вечерний прибой умиротворял — поэтому он и выбрал пляж. Тысячи лет войны и битв, ярости и боли, чтобы теперь утопать ногами в песке и слушать шум воды. Может быть, Профессор был прав. Может быть, он действительно заслужил начать все сначала именно таким образом.
Натаниэль вздохнул, возвращая свое внимание Эмме. Эта женщина судила его здесь и сейчас, а он не знал, должен ли защищаться.
— Скажи мне... Существует ли грань, за которой не бывает прощения? Зло, которое всегда будет злом?

Отредактировано Chaos Bringer (19.07.2022 21:48)

О да. Он здесь из-за семьи. Его семья — это вообще сложная тема, как для обычного разговора, так и для понимания. Грей-Саммерсы были причиной для очень многого. Для его нахождения на Кракоа. Для его титанического терпения и сдержанности. Для вмешательства в дела мутантов, которые раньше просто игнорировались. Но это все еще не было причиной, чтобы звать его «мистер Саммерс».
— У всего бывают исключения. Я одно из них.
Нет, он не переставал быть от этого сыном Циклопа. Не переставал быть Саммерсом, хотя бы генетически. Эмма просто не знала и не понимала, как долго он был просто Страйфом. Чтобы сейчас учиться быть просто Натаниэлем.
Кукушкам действительно пойдут на пользу некоторые воспитательные моменты. Пусть этот урок и стал для них болезненным. Нэйт беспечно пожал плечами на предупреждение о недопустимости повторения чего-то подобного. Он-то чего? Он к себе в голову никого не звал. Куда больше его интересовал ответ на заданный вопрос. Который, судя по всему, задел Белую Королеву за живое.
Сейчас, в свете закатного солнца, стоящая в барашках прибрежных волн, с растрепанными ласковым ветром волосами, отводящая от него взгляд, она казалась такой… такой уязвимой. Практически хрупкой. Нэйт не был силен в эмпатии. Черт подери, он вообще толком ничего не смыслил в чувствах и эмоциях, но звериным, инстинктивным чутьем ощутил чужой надлом. Увидел трещину в безупречном бриллианте.
Странное, ирреальное чувство окутало его. Он словно разделял эту грусть, эту… боль. Понимал ее. Натаниэль посмотрел на Эмму совершенно иначе, испытывая невозможную, жгущую изнутри потребность. Потребность укрыть от внешнего мира. Он не знал, что ему делать. Стоял и задавливал ярость, поднявшуюся на отраженную в нем гулким эхом чужую боль, перемешанную со своей собственной — на неизвестного обидчика, на весь мир. Ему хотелось стереть тень печали с лица этой женщины. Починить трещину. Наверное, он должен был что-то сказать. Кто-то другой наверняка бы знал, что нужно сделать со всем этим, но не Нэйт. Он лишь бессильно стиснул зубы, утопая ногами в мокром песке и надеясь, что у него хватит воли не натворить глупостей. Ха! Он был уверен, что любое его действие сейчас было бы глупостью. Которой, ко всему прочему, он не нашел бы хоть сколько-нибудь логичного объяснения.
Это настолько захватило его, что он почти не уделил внимание самому ответу на свой же вопрос. Он просто упал в омут его памяти, чтобы потом его можно было вспомнить и осмыслить на трезвую от странных эмоций голову.
— Да… — Нэйт сглотнул, пытаясь убрать из своего голоса намек на внутреннюю бурю. — Нам стоит поговорить об этом не здесь.
Чтобы хоть как-то себя отвлечь, он отошел в сторону, подбирая с песка сброшенные Эммой босоножки. Все это немного напомнило совсем свежие события на пляже Ваадху. За той лишь разницей, что в этот раз он не забирал вещи телекинезом и эта обувь была другой. В его руках аккуратные стильные босоножки выглядели чем-то фантастическим. Словно он держал в руках живого единорога. Все, что он делал, все, что с ним происходило — было впервые.
Нэйт выпрямился и оглянулся на Эмму. На его губах появилась теплая, ленивая улыбка. Ему говорили, что она очень ему шла. Наверное, так и было, он не мог это как-то комментировать или оценить. Натаниэль провел рукой по воздуху, очерчивая полукруг. Пространство уступало его воле, искажаясь в голубоватом свете открывающегося портала прямиком в кабинет.
— Я бы с удовольствием составил компанию в прогулке через весь остров, но ты начинаешь подмерзать на вечернем ветру. Так будет быстрее. Проходи.
Если он не мог починить трещину в бриллианте, то мог помочь женщине, которой вполне искренне восхитился. Хотя бы за попытку угрожать ему.

Отредактировано Chaos Bringer (29.07.2022 00:31)

Во взгляде Нэйта мелькнуло что-то странное. Словно тень, скрытая в яркой синеве его глаз. Помедлив, он все же ответил.
— Если я был в месте, куда хочу отправиться, то мне достаточно его представить. Если я там не был... наверное, это похоже на запрос ко вселенной «мне надо вот сюда». Как правило, вселенная откликается.
Но иногда бывают ошибки, поэтому лучше точно знать, куда идешь. Вслух он это уже не сказал, разумеется. Странно было бы говорить Эмме, что могут быть проблемы, держа открытым портал и приглашая ее пройти первой. Ведь осечки могут быть очень неприятными. Некоторые из его старых шрамов решили зачесаться в подтверждении. С другой стороны, портал позволял увидеть то, что находится за ним, в отличие от слепого телепорта.
Искрящийся разлом в пространстве схлопнулся за их спинами. Нэйт с интересом разглядывал окружение. Личная территория многое может рассказать о своем владельце. Чуть склонив голову вбок, читая корешки на книгах, он размышлял о том, насколько уместным было предложение о чае. Ему никогда не предлагали чай. Впрочем, не сказать, чтобы он его пил. Если бы Эмма предложила ему бокал вина или даже стакан воды, все осталось бы на привычных местах, но травяной чай казался чем-то... личным. Это могло бы смутить его, если бы он был знаком с этим чувством.
— Да, пожалуй.
Он попробует этот чай. Воображение сразу нарисовало аккуратную фарфоровую посуду, обязательно белую, в которой в крученом кипятке разбухают травы. Он ничего в этом не понимал.
Нэйт глубоко вдохнул, принюхиваясь к тонкому аромату, витавшему в воздухе. Досадно, что у него не было звериного обоняния, но это не мешало уловить отдельно взятые запахи — массивное дерево, потертая в некоторых местах кожа и что-то легкое, едва уловимое. Жасмин? Оставив босоножки Эммы у кресла, он подошел к шкафу, вытягивая том английской классики. Касаясь пальцами обложки, он пытался вызвать воспоминания, которые хранит в себе сборник поэзии. Как Эмма открывает эту книгу, как ее пальцы перебирают пожелтевшие страницы, а взгляд следит за строчками. Натаниэль почти чувствовал тепло в тех местах, где эта женщина касалась бумаги. Почему его это так волнует? Раскрыв том на случайной странице, оказавшейся разделом со стихами Байрона, он выхватил несколько строчек, прочитав их вслух:
Она идет во всей красе —
Светла, как ночь ее страны.
Вся глубь небес и звезды все
В ее очах заключены.
Что-то это напоминало. Усмехнувшись, Нэйт бросил веселый взгляд на Эмму. Да, определенно, эти строчки ему напоминали, но не о чем-то, а о ком-то. Очень, очень похоже. Перевернув еще несколько страниц, он вновь пробежался глазами по строчкам, на этот раз уже не зачитывая их вслух.
И мир был пуст;
Тот многолюдный мир, могучий мир
Был мертвой массой, без травы, деревьев
Без жизни, времени, людей, движенья…
То хаос смерти был.
Нахмурившись, он подцепил сразу целый блок страниц, уходя от Байрона и случайно открывая «Две легенды» Тэда Хьюза. Черт. Эта книга решила его добить? Он будто бы слышал клекочущий хохот Беты Нуар где-то в отдалении. Ему очень хотелось испепелить страницы, слова на которых так его обожгли, но ни Байрон, ни Хьюз не виноваты в том, что у него проблемы с собственным характером. Издав звук, похожий на «гм», Нэйт вернул томик поэзии обратно на полку. От греха подальше.
Он обернулся на тихий звон стекла. Не фарфор. Он не угадал, но почему-то его это не злило. У него вообще не получалось вызывать в себе хоть какой-то гнев на эту женщину. Даже когда она тыкала в него необоснованными обвинениями и завуалированно угрожала всего несколько минут назад. Не гордись Натаниэль своей пси-защитой, то мог бы заподозрить, что Фрост влезла к нему в голову и манипулирует. Но вместо головы, она пыталась залезть к нему в душу. Это должно было его взбесить! А, нет. Возможно, потому что она просила его говорить и только то, что он сам бы захотел рассказать. Это было хуже телепатической атаки. Ему хотелось возмутиться. Однако слова, произнесенные Эммой, успели осесть внутри. Какого-то черта он продолжал ощущать эхо ее личной боли, которое сбивало его с толку.
Он не любил рассказывать о себе. Страйф не был тем, кем мог бы гордиться стоявший перед Фрост Натаниэль.
— Вариант «он появился, был жутким злом, потом сломался» не подходит, верно? — Нэйт потер пальцами переносицу, вздохнув. Потом все же прошел и сел на другой край дивана от Эммы, глядя вперед сквозь предметы, в пустоту. — С младенчества меня растил Апокалипсис как своего наследника. Взращивал во мне все самое темное и плохое, приумножая мое могущество. Он лгал мне, потому что на самом деле ему была нужна моя сила и он собирался занять мое тело. После его падения мой... брат развязал войну против меня и остатков империи, которая после смерти Апокалипсиса отошла мне. Позже я узнал, что все это время брата воспитывали родители, узнал, кто они. Я ненавидел их. Обвинял, что они меня бросили чудовищу. Не пришли за мной. И я жестоко мстил им всем. В любом мире, в любом времени. Кейблу, Циклопу, Джин. Принося страдания тем, кто им был дорог, лишь бы сделать им больнее. Я создал Вирус Наследия, из-за которого погибли Мойра МакТаггерт, Колосс и многие другие. Я уничтожил целый мир, в попытке убить своего брата. Вся моя жизнь — это боль, ярость, реки крови и бесконечная война. Со всем миром и с собственной семьей. И только потом я узнал, что они... просто не знали. Не знали, что я у Апокалипсиса. Что я есть и что я жив. Тогда все было бы иначе. Если моя вражда с братом уже давно вышла за любые рамки, то родителей я ненавидел и винил в том, чего они не совершали. В попытке искупить вину, я пожертвовал собой, чтобы спасти мир от силы, грозящейся его уничтожить. Но я вечен. И потому я вернулся, но лишенный тех знаний о семье, которые приобрел. Моя память была разбита и искажена. Я снова их ненавидел, снова причинял боль, снова дрался. Мою память не так давно восстановили. Теперь я снова знаю правду, и она снова ломает меня изнутри. Мне дали шанс попробовать жить иначе. Но разве я умею жить иначе?
Он помолчал. Потом повернул голову и пристально посмотрел Эмме в глаза.
— Теперь ты знаешь. Малую часть о монстре, которым я являюсь. И потому я повторю свой вопрос. Существует ли грань, за которой зло навсегда останется злом, не найдя искупления?

Отредактировано Chaos Bringer (10.08.2022 14:44)

Хочет ли он? Раньше все подчинялось его желаниям. Даже мир можно было уничтожить, просто потому что ему этого захотелось. Теперь же, казалось, стало ровно наоборот. Нет, мир он все еще мог уничтожить, сейчас особенно — вряд ли нашлась бы сила, способная его остановить. Просто его желания перестали иметь значение. Следовать сиюминутным хотелкам становилось все труднее — Страйф упрямо загонял их в глубинные клетки своего сознания. Чтобы уберечь окружающих, чтобы сохранить в целостности голубой шарик планеты, чтобы... придумывать причины он мог очень долго. Жесткий самоконтроль позволял ему сейчас просто сидеть на диванчике Эммы Фрост в ее кабинете и вдыхать запах травяного чая. Если он и хотел научиться жить по-другому, это еще не значило, что он действительно мог. Мировоззрение и привычки ломались до чертиков тяжело — время, проведенное с Дженнифер Уолтерс в другой реальности тому свидетель. Натаниэль в принципе был не уверен, что хотя бы надломил их, даже если его поведение мало чем походило на Страйфа, которого ожидал бы в нем увидеть кто-нибудь вроде Кейбла.
С границами все обстояло еще сложнее. У него их просто не было. Что-то вроде пустого звука, вызывающего непонимание. Детство подле Апокалипсиса вознесло его на самый верх пищевой цепочки, на которой он оставался и спускаться, в принципе, не собирался. Личные границы? Что это? Границы стран? Глупость какая, это не для него. Граница дозволенного? Ему позволено все. Граница — это предел. Что-то вроде потолка в берлоге Росомахи. Кому-то нормально, кому-то придется подпрыгивать, а кто-то прошибает его головой. А кто-то просто не ходит в этом дом.
— Я не способен определить это. Даже если я создам для себя какую-то грань, то потом обнаружу, что у кого-то другого эта грань проходит в ином месте. И то, что было допустимо для меня, что-то вроде само собой разумеющегося, обязательно окажется недопустимым для другого. Кажется, человеческие законы действуют по такому же принципу, а супергерои периодически вцепляются друг другу в глотки.
Проблема была не сколько в его прошлом. С осуждением за его деяния он как-то смирился и не сильно уже переживал. Прошлое есть прошлое, он не может его изменить для всех и каждого, лишь бы стать всеми любимой коричной булочкой. Натаниэль может лишь примириться с собой и нести ответственность за поступки. Его приняли на Кракоа, пусть у Профессора и Магнето выбор был и не велик. Вся суть беспокойства была в том, что Страйф не мог игнорировать одну большую синюю проблему, назойливо маячившую на горизонте будущего. Кракоа для всех мутантов. Апокалипсис не ответил на приглашение. Так перешагнет ли он допустимую грань, если убьет чудовище и в этом времени?
Эмма посмотрела на него столь же внимательно, как и он на нее. Словно искала в нем что-то, как он искал в ней. Вероятно, они занимались поисками совершенно разных вещей, но их взгляды все равно скрестились. Они оба были голубоглазыми, но отличались друг от друга, как инь и ян. Ее взгляд — звенящие осколки льда, отблеск бриллиантов на снегу. Она была человечной, но холодной. Его взгляд — жар летнего неба, такого высокого и чистого, что сложно вообразить. Он не был человечным, но согревал.
— Один маленький мальчик, оставленный родителями, жаждал их найти. Спросить, почему они его бросили. Он нашел их и спрашивал так, как умел. На самом деле ему не нужен был ответ. Он искал совершенно другое.
Любви. Той самой, над которой долго насмехался. Ведь любовь — величайшая слабость. Любовь делает уязвимым, обнажает болезненные точки, превращает в слабака, заставляет ошибаться. Любовь переоценена, слепа и глуха. Однако его рана почему-то не заживает, а собственные насмешки над чувством, о котором столько стихов сложено, не приносят облегчения.
— Друг.
Слово звучит как будто неправильно, потому что его произносит тот, у кого нет друзей. Кому они были не нужны, кто не понимал их значения и необходимость. Зеро был не в счет, он ведь робот. Натаниэль чувствует дискомфорт. Он сам себе кажется неправильным. Словно все вокруг знают какие-то примитивные вещи, а он нет. И тут что-то щелкает в его голове.
— Ты хочешь быть моим другом?
Он удивляется собственному вопросу уже после того, как успел его озвучить.

Нэйт приподнимает бровь на заявление Белой Королевы. Оно удивляет его, обескураживает не меньше, чем его вопрос — саму Эмму. То есть как это никто не говорил до него? Ему казалось, что это что-то нормальное в обычной жизни, которой он был все это время лишен. Люди или мутанты (тут совершенно не важна расовая принадлежность) постоянно заводили друзей. Для них это была естественная потребность, продиктованная социализацией, обществом, психологией и чем-то вроде подобных штук, которые для Страйфа всегда были пустым звуком. Чтобы не быть одним. Все так боялись одиночества, что далеко не всегда выбирали себе хороших друзей. Но, в любом случае, как-то же они их получали, хороших или плохих.
Видимо, это происходило как-то иначе, а не через прямой вопрос. Однако другого способа Натаниэль не знал. Он понятия не имел, как заводятся друзья. Ровно как и не особо понимал, что вообще значит друг. Вроде это тот, кто тебя поддерживает, помогает, слушает, развлекает... И иногда мешается под ногами, ставя под угрозу выполнение задачи или вообще твою жизнь. Опыт наблюдений о предательствах друзей он мысленно ногой задвинул под диван, делая вид, что к теме не относится и ничуть его не беспокоит.
Если Эмма Фрост согласилась быть его другом, выходит, у него теперь тоже перед ней какие-то обязательства? По поддержке, выслушиванию и вот этому всему? Черт, как это вообще должно работать? Он чувствовал себя так, словно держал над огнем кастрюльку с водой и ему срочно нужно было погуглить «как варить гречку», а интернет выдавал в рецепте историю о происхождении гречки и какой вкусной она будет. Ни слова о времени варки и пропорциях.
— Хорошо, — вторил он Эмме, улыбнувшись в ответ и ловя себя на мысли, что любуется этой женщиной.
О каком Хэнке упомянула Эмма прекрасно было понятно. Имя Зверя было известно так же, как имя Циклопа. Один из оригинальных Людей Икс. Самая ученая голова среди них, что давало нередко и отрицательный эффект. Когда ты очень умный, то можешь и перемудрить.
Натаниэль слушал, внимательно смотря на Белую Королеву. На своего нового друга, которая, на его манер, рассказывала свою историю. Это было частью дружбы, не так ли? Ее откровение на его откровение. Она слушала — он слушал. Однако дело было далеко не в своеобразном бартере или каких-то правилах. Ему действительно было интересно то, что эта женщина рассказывала о себе.
Он чувствовал ее боль без всякой телепатии, потому что она была такая же, как у него. Они были очень похожи, хотя Эмма, конечно, не дотягивала до Страйфа по размаху в разрушительности поступков и их последствий. Нет, она бы не нашла сочувствие в Натаниэле Саммерсе, не увидела бы в его глазах жалости, даже если бы очень пыталась найти. Их там просто не было. Там было понимание. Принятие. Он чувствовал что-то вроде уважения и... восторга? Еще никто на острове не впечатлил его так, как сейчас впечатлила эта женщина. Потому что у нее была темная сторона? Ммм, нет, не поэтому. Темная сторона была у многих. Он не мог объяснить, что именно почувствовал, не знал, как это называется.
Нэйт подался вперед, касаясь кончиками пальцев руки Эммы, слегка опустив возведенную ментальную стену и передавая телепатически ей то, что не давал еще никому другому — ощущение, что ты не одинок в скрываемой от всех боли, что застряла внутри. Он дал ей ощутить свою силу и что она может... может положиться на эту силу. Потому что он хотел закрыть ее от всего мира. Нэйт не знал и не понимал откуда у него такие порывы и почему. Не думал, этично это или нет. Как и всегда, он делал все, что хотел. Впрочем, не все. Он так и не притянул эту женщину к себе, чтобы вдохнуть запах ее волос и подтвердить подозрение, что Белая Королева вовсе не ледяная, как считали многие.
— Из самого себя всегда выходит самый жестокий палач, Эмма. Ты можешь сколь угодно точить топор, но не стоит оказывать услугу врагам и объявлять о дне казни. Приговор самому себе, основанный на общественном мнении и правилах, не объективен.

Так странно. Он, вроде бы, ничего не сделал. Или сделал неосознанно, позволяя телу действовать в обход разума. А получил благодарность. Одно слово, такое простое и короткое, а внутри что-то сдавило его внутренности. Нэйт сглотнул, пытаясь унять невнятное чувство, которому в очередной раз не мог подобрать название. Спроси он кого-нибудь, что это такое, передав свои ощущения, так наверняка сходу ответили бы. Это раздражало. Ему не нравилось чувствовать себя хуже других. Поэтому Нэйт просто задвинул это ощущение куда подальше и стараясь сконцентрироваться на чем-нибудь другом.
Например, на самой Эмме, которая опять явно ушла в какие-то свои размышления и воспоминания. О чем она думала в этот момент? Зверь подначивал его приоткрыть завесу тайны, подсмотреть хоть одним глазком. Он мог бы сейчас сделать это незаметно, найти обходной путь или брешь в алмазной броне. Ему не потребовалось бы даже атаковать ее, сминая пси-щиты яростным напором. Нэйт отвел взгляд, чувствуя со стороны зверя разочарование. Да и плевать, он не станет тайком красться в чужое сознание или разрушать защиту, потому что они, вроде как, друзья. Друзьям принято доверять.
«А еще это трудоемкий процесс, который не решается одним наивным вопросом».
Что ты можешь об этом знать?
Действительно. Зверь тайком прокрался в его разум и проиграл. Зверь сминал его защиту грубыми атаками и проиграл. Они достигли соглашения, но они не были друзьями. Натаниэль не призовет его, не будет его частью. Он не будет использовать космическую силу, не искупается в пламени, не принесет хаос. Потому что он не доверял зверю, чьи когти выбивали искры, касаясь изнутри грудной клетки.
«Ты не доверяешь себе».
Хорошо, что Эмма сбила его с этих разговоров со своим новым внутренним демоном. Плохо, что он не очень понял, о чем эта женщина говорит. В смысле она хотела с ним поругаться? Зачем? Никто в здравом уме не хотел бы с ним ругаться. Кроме Кейбла. Но это другое. Белая Королева не была похожа на ту, кто потерял рассудок. Нэйт тупо моргнул, судорожно пытаясь сообразить, что происходит. Словно он опять что-то пропустил. А, или это из-за Кукушек? Она же кипела материнским гневом, считая, что на ее девочек покусились. Хотя все равно ругаться с ним было безумием.
— Тебе... нужен скандал?
Натаниэль слегка нахмурился, в его голосе звучала некоторая неуверенность, вперемешку с непониманием. Потому что если Эмма скажет «да», то он растеряется окончательно, не зная, что делать. Какая потребность может двигать этой женщиной, если ей нужна ругань с таким, как он? Кроме варианта с притязанием на премию Дарвина. Нэйт попытался вспомнить, что он чувствовал, когда ему хотелось поорать на Кейбла, вместо того, чтобы просто оторвать ему голову. О, он кипел от ярости. Он помнил вкус бешенства на кончике языка. Желание проламывать стены, выплеснуть бурлившую энергию... Измотать себя. Вот, что ему хотелось, когда он жаждал скандала. Он знал немного вариантов для решения проблемы. Драка и секс. И то, и другое, давало возможность выпустить пар. Что из этого хотела Эмма?
Хотя вряд ли она хотела этого. Просто это он не видел других путей решения обозначенной этой женщиной проблемы. Значит, стоило спросить ее саму. Она сама может дать альтернативный вариант, который и будет правильным ответом, потому что это ее вариант. Логично же!
— Я мог бы попытаться изобразить боксерскую грушу, если хочешь побить меня кулачками, — позволить себя бить и не ответить при этом, то еще испытание вообще-то! — но мне кажется, что ты знаешь, чего сама хочешь в качестве... кхм, исправления ситуации.
Конечно, он был не согласен с любыми претензиями по поводу Кукушек и считал себя совершенно не виноватым в произошедшем с девчонками, но уже понял, что говорить об этом бесполезно.
— Тебе достаточно сказать это.
«Или сделать так, чтобы я услышал твои желания». С каких пор его заботят чужие желания? Он что, Лепрекон?

Отредактировано Chaos Bringer (09.09.2022 02:29)

Эмма была права — он не почувствовал бы. Во всяком случае, не то, что предполагалось чувствовать, когда тебя бьют алмазным кулаком. Нэйт попытался обдумать ее жажду скандала, которая могла бы вылиться в попытку его побить, еще раз. Если закрыть глаза на необычность такой ситуации и то, что он не стал бы бить ее в ответ... наверное, его бы это... умилило? Росомаха дрался грязно и агрессивно. Кейбл вступал в бой с умом и у него была сила, сопоставимая с силой самого Страйфа. Варпач и Бишоп могли лезть к нему, стараясь нанести как можно больше урона, из-за чего иногда били, куда глаза глядят. Как бы дралась Эмма? Почему-то попытка представить это постоянно проваливалась. Она выглядела хрупкой и утонченной. Властной — несомненно. В ней была уверенность, была сила и что-то похожее на жестокость. Его это по-своему впечатляло. Эта женщина импонировала ему, но... попытка вообразить ее удар по нему терпела крах. Зато не было никаких проблем представить, как Эмма выцарапывает глаза какой-нибудь мадам, посмевшей перейти ей дорогу. Само очарование.
— Немного, наверное, — Нэйт дернул уголками губ, словно скрывал улыбку. Или потому что ему было непривычно само действие. — Ты удивительно проницательна в вопросе удовольствия от избиения кого-либо.
Хотя, вероятно, они по-разному смотрели на это. Наверняка Эмма предпочитала направлять свою ярость через телепатию, вести холодную и изощренную месть. Страйф тоже любил создавать сложные многоступенчатые планы для того, чтобы достать противника и сделать его жизнь максимально неприятной. И хотя он не сомневался в способности Эммы съездить кому-нибудь по зубам, все равно не мог поставить ее в один ряд с собой, когда он избивал людей и мутантов просто потому что у него было дурное настроение, а чужая боль заставляла его самого чувствовать себя немножко лучше.
Нэйт с интересом посмотрел на открывшийся тайник, ощупывая его телекинезом. Бар. У этой женщины в книжном шкафу скрывался бар с дорогим коллекционным алкоголем, прикрытый томиками поэзии и романов. Конечно, он видел сотни и тысячи подобных тайников, в том числе с выпивкой, но Фрост открылась с, пожалуй, неожиданной стороны.
— Мне казалось, что смысл коллекции как раз в обладании и созерцании. Ты приобретаешь виски за сто шестьдесят тысяч долларов, которых всего несколько бутылок на весь мир, чтобы его выпить? Я не знаю, мне испытать волнующий шок или восхититься твоей дерзостью.
Нэйт поднялся, подходя к Эмме, которая уже разливала драгоценный напиток по двум бокалам. Он был сильно выше этой женщины, которая разве что копной волос еле доставала ему до подбородка. Ему было не привыкать смотреть сверху вниз, но окружающие всегда чувствовали себя не слишком уютно рядом с ним. Особенно с учетом его габаритов. Но Фрост не растерялась на пляже, не отступила, когда он приблизился. Любопытно. Нэйт не смотрел на хайбол с виски, он смотрел на Эмму. И не мог понять, что он чувствует. Опять. Снова. Что с ним такое?
— Я сам та еще язва, — Нэйт подцепил пальцами хайбол, слегка тронув по пути бокал Эммы в своеобразном чоканье, и сделал большой глоток. — И вот что мне интересно... так, в твоем понимании, выглядит альтернатива скандалу? Отличный виски. Не будешь закусывать?
Ох, черт. Его знатно веселила мысль, что Эмма могла напиться с ним. С одной стороны, ему было интересно посмотреть на нечто подобное, увидеть, каким будет ее поведение, когда алкоголь сделает своей дело и расслабит узды на самоконтроле. Так всегда происходило. Не говоря уже о том, как ему на все это реагировать. С другой стороны, он рискует остаться трезвым даже после ста двадцати девяти лет брожения зерновых.
— Должен признаться, я не рассчитывал на то, что этот вечер закончится так. Ты кипела таким гневом, что самое то было предпринять попытку «побить махину». А теперь я здесь, в компании друга с бокалом элитного виски. Кто бы мог подумать? — Натаниэль позволил себе беззлобно усмехнуться. — Выходит... за скандалы?
Если все скандалы будут такими, он готов стать мастером спорта по ругани.

Отредактировано Chaos Bringer (10.09.2022 01:40)

«Интересно, сколько людей пытались сделать частью коллекции тебя саму?». Хорошо, что пси-блок создавал между ними вакуум из тишины и загадок, потому что Эмме вряд ли понравились бы размышления Натаниэля о ней, как об объекте для владения. Он прикидывал, сколько людей волочились за ней жалкими кусками дерьма, обещали полцарства за поцелуй и весь мир за то, чтобы получить самый дорогой бриллиант на планете. Сколько из них хотели ее просто трахнуть, чтобы иметь в воображаемом списке достижений такой актив? Эмма не могла не видеть их насквозь — телепатия открывала доступ ко всем грязным мыслишкам. Нэйт мог только догадываться, сколько предложений самого разного рода могло быть в ее жизни. Интересно, она убила хоть кого-то из них? Ему бы хотелось, чтобы ответ был утвердительным. Он бы точно убил. Желание оторвать кому-нибудь голову буквально покалывало в кончиках пальцев.
Потому что она ему нравилась. Это открытие, такое простое на первый взгляд, удивило его. Могло бы даже заставить его смутиться, но, слава всем богам, он этого не умел. Застенчивость и стыд не про него.
Иначе — зачем все это?
Проклятье! Черт, черт, черт! Эта женщина была идеальна! В ней было все, что когда-либо могло его привлечь. Она была красива, бесспорно. Она была сильной — не только даром своего гена икс, но и собственным духом. Ее явно ломало не раз, но она поднималась, возвращаясь в бой с самой жизнью. В ней была гордость. Характер. Она была готова вступить с сильнейшим мутантом в конфронтацию и, — оооо, он печенкой этой чуял! — не испугалась бы этой стычки. Эта женщина могла быть жестокой. В ней и близко не чувствовался пацифизм, присущий Людям Икс. Нет-нет, Эмма Фрост была способна пытать ради достижения цели, бить по уязвимым местам и даже убить. То, как она рассуждала о коллекционировании и власти... Они были так похожи! Владеть тем, что недоступно другим, и не бояться это использовать. Бросать всем вызов, даже в мелочах.
Но у нее была и обратная сторона, с ее любовью к детям, их защитой, в конце концов тем, что она была учителем и частью команды героев. Эта женщина могла быть нежной и заботливой. В жизни Натаниэля не было нежности и заботы, поэтому такого лютого восторга они у него не вызывали, и все же... и все же тоже привлекали его. Манили, обещая дать ему что-то, чего он не знал.
Она ему нравилась. И, пожалуй, впервые в жизни он ощутил дискомфорт от того, что стоит так близко к женщине.
Нэйт не был пьян. Не с одного глотка виски. Он не был бы пьян, даже если бы выпил всю бутылку. Пару-тройку таких бутылок. Десяток? Однако он чувствовал что-то похожее на опьянение, хотя пьяным он был всего несколько раз за всю свою долгую жизнь. Словно рассудок немного помутился. Натаниэлю хотелось делать то, за что мгновение назад он готов был убивать неизвестных людей. Или не совсем так? Пожалуй, да, не совсем так. Просто владеть ему не хотелось. Это было какое-то другое желание.
Например, желание достать Эмме лимон из холодильника Чарльза.
Нэйт почти был готов молиться богам и космическим сущностям, чтобы расстояние между ним и Эммой увеличилось. Ее смех в ответ на своеобразный тост звенел у него в ушах. Возможно, боги услышали (а уж один притаившийся наверняка ехидничал у себя в бездне), потому что женщина отошла, раскрыв перед ним коллекцию элитного алкоголя, после чего вернулась на диван. Опрокинув в себя виски, Нэйт с негромким стуком опустил бокал на стол и тряхнул головой, прогоняя возникшее наваждение. После чего полез изучать коллекцию. Ему надо было отвлечься от мыслей об Эмме. Но каждая бутылка в холодильнике словно кричала на него остатками псионического следа. Тонкие звенящие ниточки, связывающую коллекцию со своей владелицей.
«Соберись».
— Шеваль Блан сорок шестого года, — Нэйт выудил откуда-то из глубины темную бутылку, — Благодаря, а не вопреки. Настоящее из Бордо с каждым годом приобретает всю большую ценность.
Покрутив в руках вино, он вернул его на место, продолжив изучать коллекцию. Очень достойную коллекцию.
— Бренди Мендис? Ух. Массун 1805. Большая редкость среди других редкостей. Это ты выкупила бутылку на аукционе в 2015? Сюда прямо просится Брюгероль 1795 года. А это что? Асгардская медовуха? Серьезно? Боги, Эмма, откуда она у тебя?
В руках Нэйта оказалась увесистая бутылка самого настоящего пойла богов, способная подкосить его безупречный метаболизм и довести до состояния «я в слюни и хочу драться». Однажды они выпили такую с Тором под закатанные под самую маску глаза фон Дума. Веселые были времена. Разрушенные Земли и они, кучка всем неугодных, спасающие временные линии от двух цветастых отпрысков Всадника Смерти. Не стоило ему расслабляться тогда. Словно в подтверждение кости заныли и ему померещился звук корежащегося металла, впивающегося в тело. Кто б знал, что Циклоп и Хавок загонят вожжу под хвост Магнето так сильно, что тот влетит в бой без раскачки. Кто ж знал, что Страйф в своей броне окажется ближе всего к удару, приняв его на себя. Ну, ничего. Он извлек из этого болезненный урок.
Асгардская медовуха была поставлена на стол, но пить ее прямо сейчас он бы не стал. Мало ли, в какие дали его понесет. И что он вообще может натворить. Вот это уж точно была бы угроза Кракоа без всяких шуток. Неконтролирующий себя псионик божественного уровня с космической силой внутри — звучит как полный абзац. Всеобъемлющий такой. Поэтому Нэйт достал Круазе 1858 года. Откупорил бутылку и втянул носом воздух.
— Кедр и сандал. Мне подойдет.
Он успел плеснуть себе коньяк, как вспомнил о закусках. Он, конечно, выдержит. А вот Эмме будет плохо пить крепкое на голодный желудок. Сначала хорошо, а потом очень, очень плохо. Кажется, она просила лимон.
— Одно мгновение.
Нэйт поставил бокал на стол и исчез в легком голубоватом сиянии. Никаких хлопков или запаха серы. Никаких следов. Найти кухню Чарльза не составило большого труда. Он бесшумно проплывал в воздухе, с грацией дикого хищника огибая мебель. В холодильнике Профессора действительно нашелся лимон. Сколько было надо Эмме? На всякий случай он взял три штуки. Которые и продемонстрировал, зажатые в руке словно мячики для пинг-понга, когда вернулся в кабинет Фрост.
— Ты действительно собираешься их есть?
Удерживаемый телекинезом лимон проплыл по воздуху к Эмме. Два других он оставил на столе, обменяв на свой коньяк. На диван к Эмме он не спешил.
— Я могу перенести нас куда угодно. Ты сможешь поесть и сберечь свою коллекцию от такого, как я.
На губах появилась шкодливая улыбка, когда он опрокинул в себя налитый ранее коньяк. Кедр и сандал. Да, ему нравилось. Было б еще горячее мясо и можно было бы сказать, что его вкусовые рецепторы словили дозу кайфа.

Отредактировано Chaos Bringer (14.09.2022 20:10)

Нэйт закатил глаза, деловито пополняя быстро опустевший бокал. Ну, три лимона. Она же не сказала, сколько ей нужно. А без внятного ТЗ результат сами знаете какой. Он специально наливал немного коньяка, ровно столько, чтобы получить удовольствие от вкуса, не переходя границу, где в самый раз начинать хлестать крепкое спиртное из горла. Последовав примеру Эммы, Нэйт разделал лимон. Правда, ему для этого не требовался нож — телекинез в быту был не менее полезен, чем в бою. В столь мирных целях, как нарезка цитруса, он его еще не применял. Хотя нет, он делал розу из стекла раскромсанного на крохотные осколки бокала, но это другое. Не задумываясь ни на секунду, Натаниэль запихнул дольку себе в рот. И замер на мгновение, после чего выражение его лица знатно перекосило, но он стойко жевал отменную кислятину. Просто не мог позволить себе никакой другой вариант, особенно с учетом того, что сама Эмма вполне себе лимон в пищу употребила.
Перебив кислоту добротной порцией горячительного, Нэйт удивленно посмотрел на эту женщину. Ваканда назначила награду за ее голову? Чего? Удивление сменилось недоверием, чем-то схожим с вопросом «ты шутишь или издеваешься?», а потом и вовсе выражением, похожим на обиженное. Так смотрят дети на взрослых, которые говорят им, что они слишком маленькие, чтобы кататься на аттракционе-центрифуге. Или что крапиву нельзя бить палкой.
— Если Ваканда к нам сунется, то это будут проблемы Ваканды.
Беспечное пожатие плеч как бы говорило, насколько он видел в этом хоть какую-то угрозу. Подсказка: ее не было. Носорог плохо видит, но при его весе — это не его проблема. Нэйт вообще не представлял, кто или что может сейчас быть для него вызовом. Его легендарная самоуверенность, бывало, выходила ему боком, но это ничуть не мешало ему скакать по этим граблям. На Кракоа в этом плане ничего не изменилось. Нэйт с самого начала держался немного отстраненно, глядя на мутантский рай как владелец плантации разглядывает виноградники. Испытывая что-то похожее на раскаяние за свои прошлые деяния, он все равно ощущал некоторую долю безнаказанности, которую вкусил еще в раннем детстве. То, что он старался играть по правилам общества — сугубо его на то воля, а не необходимость. Конечно, победить его можно. Не в прямом столкновении грубой силы, но все же. Он допускал, что с хорошим планированием и подготовкой его можно переиграть. Ха, да он сам себя иногда переигрывал, попадая в дурацкие положения. Но вряд ли Ваканда вообще знала о его существовании и тем более, на что он способен. Они ничего не смогут сделать. Ни с ним, ни с Эммой.
— Морепродукты, значит.
Интересный выбор еды. Афродизиатичный, так сказать. Можно добавить салат из руколы и запить все кофе, скушав десерт с клубникой для полного комбо. А дальше поминай как звали этику и приличия. Видимо, женщинам нравилось испытывать его.
— Хорошо.
Левый глаз Нэйта засветился, пока он делал свой «запрос ко Вселенной», высчитывая точку перемещения в пространстве. Попутно отправив босоножки Эмме, чтобы она обулась. Не босиком же гулять ей по человеческому городу. Дав женщине время и тщетно стараясь не пялиться на ее ноги, он протянул ей руку, помогая подняться. Это был второй физический контакт между ними и Нэйту пришлось усилить свою концентрацию на перемещении, чтобы их не закинуло черти куда. И черти когда. Руку жгло. Это не было больно, но это было странно. Он не знал, чувствует ли Эмма тоже самое. Телепатическая тишина между ними была пугающей и приятной одновременно. Интригующей и раздражающей где-то на уровне подсознания, потому что Нэйт привык получать, что хотел, а сейчас ему хотелось знать, что ощущает эта женщина в его присутствии и при физическом контакте. Возникла неловкая пауза, пока он смотрел на нее, ставшей чуть выше из-за каблуков. Память наконец-то вытащила слово, которое подходило под описание возникшего в нем в который раз за вечер чувства.
Смятение.
Чтобы избавиться от него, он быстрее перенес их в Пьомбино, аккурат на набережную на пустующую старую парковку под склоном, на котором красовался чей-то не менее старинный особняк или что это вообще там было. Нэйт отпустил руку Эммы, оборачиваясь и осматриваясь, вдыхая прохладный морской воздух. Октябрь, будний день, не самое туристическое место в маленьком городке с населением всего в тридцать тысяч человек. Никто даже не заметил их появления, разве что чайки повернули головы в их сторону, оценивая то ли возможную угрозу, то ли наличие еды. Даже если бы у его телепортации был какой-то звук, то он потерялся бы в шуме волн, бьющихся об каменную кладку стены. Нэйт рассматривал окружение, чувствуя витавшее в воздухе ощущение некоторой безнадежности. Ближайшее к ним строение было старым, но не в смысле уникальной старинной постройки, а просто... старым. Словно никто не проводил ремонт с момента постройки в каких-нибудь семидесятых годах прошлого столетия. Плиты под ногами были относительно ровным, но тоже видавшими виды. У ограждения набережной местами отваливались слои бетона и штукатурки, где-то наблюдались размытые надписи и граффити. Почему Эмма выбрала это место? Первое впечатление было так себе, но пока Нэйт не спешил ставить крест на маленьком городке.
— Ты ведь уже бывала здесь, — не вопрос, а спокойное утверждение. Это ее желание, значит, она знает, куда здесь можно пойти. — Веди. Доверюсь твоему выбору.

Страйф всегда был лидером. Он вел за собой армии и народы, покорял миры. Его таким создали — не способным на подчинение, не способным следовать за другими. Кракоа испытывало его волю и навык адаптироваться к ситуации, заставляя быть на пределе своей терпимости к окружающим. А сейчас он добровольно предложил Эмме Фрост вести их странную дружбу по старинным мостовым в сердце маленького города. Тот редкий, практически уникальный случай, когда наследник Апокалипсиса оказывался способным уступить и последовать за кем-то, позволяя делать выбор за него. Если бы Эмма была способна представить себе, что именно она получила, вела бы себя иначе? Часть него хотела знать ответ на этот вопрос, а другая, какая-то иррациональная часть, твердила, что ему знать все вовсе не обязательно. Нужно доверять своей интуиции и позволить себе доверять кому-то еще.
Поэтому Нэйт не стал возникать, когда эта женщина завела его в ресторан и сделала выбор еды и напитков за него. Да и это был хороший выбор. У Эммы был отменный вкус не только в мире моды и дорогого алкоголя, но и в выборе заведения для трапезы. Другого он от нее и не ждал. Впрочем, он вообще не задумывался об этом, просто наслаждаясь ее компанией и коротанием вечера за непринужденной беседой обо всем и ни о чем. В какой-то момент Нэйт задумался о происходящем, паранойя привычно выстрелила в затылок, заставив проверить самого себя — а не находится ли он под мягким контролем? Может быть, гипноз? Эмма не была ведьмой, чтобы околдовать его, но он чувствовал себя именно так.
Зачарованным.
Он внимательно слушал эту женщину. Не только то, что она говорит, но и как она говорит. Запоминая интонации и звучание чужого голоса. Он смотрел на нее, получая эстетическое удовлетворение от самого ее вида. О, ему нравилось просто смотреть. Нравилось, как ее губы касались края бокала с белым вином, оставляя на нем свой след. Нравилось, как свет отражался в ее глазах. Как он сам отражался в них. Нравился ее силуэт на фоне темного неба, на котором еще плохо были видны звезды. Нэйт поймал себя на мысли, что улыбается. Едва заметно, но не прикладывая к этому каких бы то ни было усилий.
— Уверен, ученики не стали бы возражать.
Черепица под ногами жалобно хрустнула, но Нэйт не обратил на звук никакого внимания, продвигаясь ближе к краю крыши. В руке у него была корзинка, которую им снарядили в ресторане, сложив туда несколько бутылок отборного вина и легкие закуски. Попутно запихав туда еще и плед. Какая заботливая Италия. И все же, кто-то мог бы представить себе Страйфа с плетеной корзинкой в руках? Даже он не мог бы этого представить, но увидел себя глазами официанта. Он шел на огромные жертвы ради этой женщины, постоянно уповая на то, что так сделал бы любой друг. Хотя откуда ему было знать, как сделал бы друг? Но на всякий случай он решил потерпеть, с него не убудет, пока никто не видит. Аккурат до этой крыши, на краю которой сейчас устраивался. Крыше это не очень нравилось, все же она была не рассчитана на прогулки почти двух центнеров живого веса, но кто ее спрашивал. Нэйт уселся на крыше, вытянув ноги. Раскинул плед и похлопал по нему рукой, предлагая Эмме устроится на нем. Все же не хотелось портить ее наряд. Корзинка с вином и закусками осталась стоять рядом. Кто захочет, тот возьмет, что ему будет нужно. Правда, они не взяли бокалы. Но их никто не видит, не так ли? Настало время, когда можно позволить себе немного дикости.
— Мхм.
Нэйт улегся, глядя в уже почти ночное небо. Сколько миров он видел? Сотни? Тысячи? Память омега-телепата была похожа на огромные чертоги, в которых легко заблудиться, если не знать, куда идти.
— Бывало. Но не напрямую. Случалось, что наши пути пересекались через торговые компании и исследовательские станции, иногда я убирал с пути Клуб Адского Пламени, иногда, наоборот, пользовался его услугами. Лично ты никогда не вставала у меня на пути и мы не сталкивались в бою. Пожалуй, это даже хорошо.
На какое-то время он замолчал, продолжая пристально вглядываться в темноту, в которой начали проявляться маленькие точки далеких звезд. Сейчас их должно было припекать солнце, но он сместил их так, чтобы разница с Кракоа не ощущалась. Потом тише добавил:
— Большинство на острове не знают меня. Им и в голову не приходит, что я могу быть их самым страшным кошмаром из прошлого. Потому что им представили меня как Натаниэля. Не то имя, от которого они могли когда-то вздрагивать. Не тот облик. Многие смотрят на меня вообще без страха. Я привык к таким взглядам только от глупцов и сомнительных смельчаков, решавших бросить мне вызов, или от брата. Но эти мутанты не бросают вызов. Они смотрят на меня, как на своего. Того, кто, в случае чего, встанет перед ними щитом от бед. Ведь я с ними на Кракоа. А знаешь, что вижу я? — Нэйт повернул голову, глядя на Эмму. — Я вижу мутантов, которые пали под моим натиском. Некоторых я убивал лично. Отрывал головы. Разрывал на части. Сжигал в потоке чистой энергии.
Еще одна пауза. Он вглядывался в лицо женщины, которая ему нравилась. И чувствовал, что что-то внутри замирает, готовое увидеть, как она отворачивается. Как в ее взгляде мелькнет презрение и ненависть. Он ждал их, потому что привык вызывать именно такие эмоции на то, кто он есть.
— Я рад, что среди этих лиц нет тебя, Эмма.
«Я не хочу видеть твою смерть. Тем более, от своих рук». Раньше ему было бы плевать. Чужая жизнь не имела никакого значения. Но то было раньше. Сейчас он был сломан и изувечен. Немного физически, но больше психически. Швы на этих ранах постоянно рвались, заставляя их кровоточить вновь и вновь. Лишая его покоя. Того самого, который умудрился ощутить этим вечером рядом с этой женщиной.

Минус одна тайна. Даже не тайна в полной мере, скорее сквозившая через общение недоговорка. Не единственная, но достаточно важная на данном этапе. Он — Страйф. Стало ли ему легче, когда она об этом сказала? Пожалуй, да. С этим именем словно к ней пришло осознание, с кем она имеет дело. Ни одни его слова в духе «я убивал триллионы» не подействуют так, как воспоминание о сотнях и тысячах изоляционных капсул на Дженоше с запертыми в них мутантами, что были заражены Вирусом Наследия. Слова — это просто слова. А собственное воспоминание о чем-то — уже реальность.
Нэйт с запозданием понял, что смеется. Его плечи тряслись, а из груди доносились на выдохе звуки, которые он от себя не слышал уже очень, очень давно. Это не было раскатистое злодейское «ХА-ХА-ХА». Что-то более простое, присущее людям, а не варлордам будущего.
— Для антиквариата я неплохо сохранился.
Никто и никогда не пытался посчитать, сколько лет Страйфу. Всем было наплевать, даже ему самому. Он никогда не праздновал день рождения, да и вообще в его жизни праздниками были только какие-то крупные боевые победы, после которых наступал этап пиров и удовольствий. Никакого Рождества, Хэллоуина и прочих особенных дней, которые придумывали люди вне зависимости от реальности и времени. Все эти коробочки, завернутые в цветные бумажки и украшенные ленточками, прошли мимо него.
Нэйт наблюдал за каплей лимонного сока, стекающей по гладкой коже. Она хотела ему верить. Эти слова неприятного ударили его под дых. Ему показалось, что он подводил Эмму, потому что не раскаивался. Да, он был виноват в очень многих плохих вещах и признавал это. От фактов бежать бессмысленно. Да, он как-то попросил прощения у Кейбла за сотворенное им зло, которое он смог осознать. Потому что до этого он даже не считал все это злом, оно просто было нормой его существования. Поэтому внутри не было раскаяния. Чувство вины накрыло его с головой когда-то и эта волна отступила так же быстро, как пришла. Он знал, что не мог тогда поступить иначе, а потому и не мог ничего исправить. Проклятье, он верил в то, что делал. Страйф был лишен выбора еще в младенчестве.
Вот к чему это привело.

Разговаривать с Эммой было очень просто. Обычно он всегда больше слушал, говоря коротко и по делу. Пока не приходилось толкать мотивирующие речи для своих последователей или объяснять что-нибудь. Ему не приходилось просто... общаться. Никаких планов и заговоров, никаких контрактов и сложных повествований о том или ином проекте.
Впервые узнав о том, что он клон, Страйф задавался вопросом, может ли он вообще считаться живым, не с технической точки зрения функционирующего организма, а вкладывая в это определение нечто большее. Была ли у клона душа? Пока люди страдали от поисков смысла своего существования, он вполне четко понимал, для чего был создан. Потом и это осознание потерпело крах, поселив в нем беспокойство.
С Эммой Фрост он был спокоен, сам даже не зная, почему. Может быть, потому что с ней он почувствовал себя живым.

Асгардская медовуха была крайне опасной. Даже для него. Конечно, он принял вызов Тора и чувствовал себя вполне сносно, пока опьянение не посмело подло пошатнуть его мир. Успокаивало только то, что Тор тоже был пьян. Они оба оставались на ногах, но несли какую-то чушь заплетающими языками. И на сомнительные приключения их тоже тянуло, из-за чего они чуть не подрались с занудствующим на их пути Думом. Сколько они тогда выпили? Он не помнил.
Сейчас горячительная смесь из Асгарда, являющая чужим боевым трофеем (нет, он точно хотел узнать эту историю), заставляла его чувствовать себя какой-то печкой. Судя по всему, Эмма вполне разделяла это чувство, грея об него свои руки. Он планировал растянуть медовуху надолго, а потому не спешил, лишь чувствовал, как сознание перестает быть привычно ясным и как пробуждаются темные желания. Например, желание прижать к себе эту женщину, чтобы она забрала то тепло, которое он вообще способен был отдать.

Сначала он хотел отказаться. Ну какой к чертовой матери благотворительный вечер? Какой нафиг Диор? Конечно, Натаниэль вполне себе знал все эти модные дома. Только вчера, по меркам этого мира, он приобрел себе рубашки от того же Пьера Бальмена. Он ведь не Кейбл, чтобы ходить в одной футболке сто лет и менять штаны, когда те уже колом стоять начнут или окончательно порвутся. Но Эмма так мечтательно начала говорить об императорском скипетре с алмазом, что вариантов как-то не осталось, и Нэйт капитулировал, не успев толком возмутиться. Кто ж знал, что это будет началом небольшой примерочной экзекуции. Потому что телепатическое внушение работает до первого снимка, а фотографов там будет не мало. Убеждать весь мир о своем облике на модном показе, чтобы избежать потенциального разоблачения неподобающего вида, было как-то слишком. Точно не на уже слегка хмельную голову.
Так что следующей точкой их вечернего путешествия стал модный бутик, в котором им предстояло переодеться. И если у самой Эммы с этим было все относительно просто, то с Натаниэлем произошла заминка. Он не влезал в стандартный размерный ряд. Слишком высокий. Слишком широкий. То, что входило по плечам — не подходило по длине. То, что влезало по длине... на него не натягивалось. Совсем. Попытка втиснуть свой бицепс в рубашку заканчивалась где-то на уровне локтя. А если находился очень большой размер, в который он проходил по росту и ширине, то оно висело на нем неопрятной тряпкой, ибо было рассчитано и на объем в районе живота. Кругленький такой объем, который у него не наблюдался. Нэйт тоскливо посмотрел на Эмму. Вдруг сжалится и весь этот модный каламбур закончится.
— Может, я тебе так этот скипетр покажу?..
— У нас есть один костюм, — вдруг вмешался портной из местного ателье. — Шился под заказ на американского футболиста, но он его так и не забрал.
— Ты вот сейчас вообще не упростил мне жизнь, — тихо буркнул Натаниэль себе под нос.
Едва портной заговорил, в его разуме мгновенно возник тот самый костюм. И в понимании Эммы костюм действительно был тот самый: на Натаниэле он должен будет сидеть идеально.
— Несите, — бросила она, и посмотрела на Страйфа, вид которого был подогнан под стандарт «мужчина мечтает уйти из магазина одежды». Очередная шёлковая сорочка на нём не сидела абсолютно, — фотографии с этой выставки будут в GQ, Тайм и на федеральных каналах. Нам очень нужно там появиться. Снимай это. И потом, мы ведь уже купили платье мне. Я должна его выгулять, Нэйт. В подходящей по стилю компании, — Фрост сама расстегнула верхнюю пуговицу сорочки Натаниэля двумя пальцами: она и так еле держала края ткани, вот-вот отлетела бы.
Его выдержки хватило на четыре пуговицы. Как только ее пальцы оказались в районе солнечного сплетения, Нэйт перехватил их, задержав в своих руках чуть дольше, чем было положено по каким-то там меркам приличия. Наверное. Уверенности никакой не было, потому что вряд ли приличие вообще позволяло то, что сейчас происходило и чуть не произошло дальше. Ему бы пришлось стирать память всем этим людям. Натаниэль шагнул в сторону, чтобы никого не задеть, после чего быстро расправился с остальными пуговицами, сняв рубашку прямо в зале. Ему нечего было стесняться. Впрочем, он об этом даже не подумал. Хотя поймал на себе сразу несколько пристальных взглядов. Мужчины рассматривали его шрамы и немного завидовали физической форме. Девушки смотрели на него мечтательно, представляя, как скользили бы пальцами по его мышцам и прикидывая, что еще у него есть. Ничего для него нового. О чем думала Эмма он не знал. Пожалуй, даже не хотел знать.
— Сэр, — портной вынес костюм в закрытом чехле. Осторожно раскрыл молнию, доставая дорогую одежду и демонстрируя клиенту. — Думаю, Вам он подойдет.
Натаниэль уже знал ответ. Да, ему это подойдет. Синий цвет отлично оттенял его голубые глаза и белые волосы, а бледная клетка разбавляла монотонность. Костюм-двойка с белой рубашкой от Армани, все, как прописал доктор. Вздохнув, он забрал костюм и скрылся в примерочной. Не совсем индивидуальный пошив под его фигуру, но всяко лучше прочего. Он хотя бы подходил по размеру.
— Сэр, к этому костюму отлично подойдут вот эти броги.
— Поставь.
Еще и обувь ему умудрились впихнуть. Теперь он был укомплектован так, что Эмме бы не к чему было придраться. Это он понимал уже по быстро скачущим мыслям других девушек, а они бы не работали в таком заведении, если бы не разбирались в стиле. И, вообще-то, он тоже знал толк в стиле.
— Ну что, я теперь подхожу твоей компании? — Нэйт прищурился, прекрасно зная, что выглядит отлично. Особенно с учетом уже пущенной в ход медовухи. Он даже причесал слегка взъерошенные волосы.

От бестактности мецената у Нэйта дернулся глаз. Это он мог позволить себе любое поведение, а не вот этот человечек. Который с ходу решил выяснить, кого же Эмма притащила с собой. От поворота с профессором истории глаз дернулся еще раз.
— Правда?
— У вас есть сомнения? — Натаниэль смотрел на него сверху вниз и тот нервно вздохнул.
— О, нет-нет. Вы будете почетными гостями сегодня.
«Угу, как и все остальные. Ведь ты всем это говоришь». Нэйт не стал пожимать руку и как-либо выделять человека. Просто кивнул — этого хватит для столь поверхностного знакомства, которое он не мог назвать приятным. Отойдя от мецената, Нэйт наклонился и тихо шепнул Эмме на ухо:
— Вот кому действительно не хватает уроков этики.
Потому что формулировка «а кто сегодня» как бы намекала на частую смену сопровождающих. И будь Натаниэль не совсем другом или коллегой, из этого могла получиться крайне неловкая сцена. У людей такое часто бывало.

Как и всегда, он выделялся в толпе. Ему легко было заметить чужое внимание даже без телепатии — хватило бы просто покрутить головой. С высоты его роста хорошо были видны все обращенные на него взгляды, которые люди быстро отводили, стоило ему посмотреть на них. Не все, конечно. Были и те, кто встречался с ним взглядом в поисках вполне определенных вещей.
Скука.
Нэйт пил шампанское, которое им предложили с Эммой. Ел те же закуски, что и она. Казалось, что он был ее большой тенью, потому что за весь вечер ни к кому самостоятельно не подходил. Ему были попросту неинтересны все эти люди. Зато он с Эммой был интересен им. Темная лошадка рядом с блистательной Фрост. Точно ли он был ее коллегой? Со стороны могло бы показаться несколько иное.
Когда начался модный показ, Нэйт честно попытался сохранить лицо. Модели шли одна за другой, а он не мог оценить весь шик-блеск происходящего, равно как и красоту проходящих мимо девушек. Потому что сложно оценивать девушку, когда она похожа на абажур. В какой-то момент он не выдержал и снова наклонился к уху Эммы:
— Почему у них такие сложные лица?
У него даже было подозрение, что каждой из них вставили меж булок палку и сказали пронести по всему подиуму, не уронив. Иначе почему они похожи на роботов и настолько сосредоточены?

Как правило, ему было глубоко наплевать, о чем думали людишки вокруг. Поверхностное сканирование осуществлялось на уровне подсознательного действия, не требующего концентрации. Мозг самостоятельно решал, на что обращать внимание, а что игнорировать. Сейчас мысли людей слишком часто вертелись вокруг их странной парочки. Она — знаменитая Белая Королева. Красивая, властная и утонченная в вопросах моды и искусства. Он — громила в глазах людей, неизвестная величина. Очень высокий и с огромной мышечной массой, которую не мог скрыть даже костюм от Армани. Шрамы, украшавшие его лицо, пугали и завораживали одновременно. И все это будоражило людскую память, заставляя вспоминать, где они уже его видели. Кто-то даже вспомнил и теперь украдкой бросал на них взгляды. Ситуация становилась щекотливой — Кейбл несколько лет назад засветился на первых полосах газет, играя в бога со своим Провиденсом. Страйф постарался аккуратно отвести мысли человека с этого пути. Право, ему же показалось, что с Эммой Фрост Кейбл. Это не он, просто кто-то очень похожий. У него ведь нет металлической руки в конце концов...

Ему захотелось усомниться в пояснении Эммы. «Модное лицо» сейчас запомнилось куда лучше, чем первая партия показа одежды. Разве что он запомнил ходячий абажур, потому что как такое можно было бы не запомнить?! Высокая мода беспощадна. Нэйт попытался прислушаться к мыслям ходивших по подиуму девушек, но они были либо сконцентрированы на своей походке, либо размышляли о всякой ерунде в духе «хочу завтра круассан к кофе в Париже, по калориям это допустимо». Глупые пустышки. Их сложные лица были верхом интеллектуальности, судя по всему. Натаниэль быстро потерял к ним какой-либо интерес.

Жена. Его жена. Эмма Фрост — его жена? Нэйт вступил в игру, не задумываясь о происходящем и, тем более, последствиях таких заявлений. Словно это было не про него и происходило не с ним. Ничего не значащая шутка, чтобы отвадить надоедливого человека, в которую не вкладывалось никакого глубинного смысла. Но Эмма переплела их пальцы и он чувствовал мягкость и тепло ее кожи. Поэтому он чуть сжал ее руку в ответ.
Мистер Робсон старался не смотреть на Натаниэля. Ему было неуютно от пристального взгляда и плотно сжатых губ. Каждый раз, когда он встречался взглядом со Страйфом, его мысли разлетались, словно испуганные пташки из куста от раздавшегося выстрела. Он даже немножко вздрагивал, пусть гордость не позволяла человеку ретироваться. А стоило бы. Нэйт излучал молчаливую угрозу за непристойное предложение, которое получила эта женщина. Его женщина, в данных обстоятельствах. Костяшки пальцев слегка заныли в предвкушении встречи с чужой челюстью. С огромным усилием он заставил себя отвернуться и прекратить тиранить идиота маленькой зрительной стычкой.
— Кольца не являются обязательными для ношения. Насколько мне известно, — Натаниэль пожал плечами. — Но если тебя это беспокоит...
Его левый глаз едва заметно засветился желтым, когда телепатическая хватка сомкнулась на воображаемой шее мистера Робсона. Человек резко вдохнул и закашлялся. Нэйт послал Эмме ленивую улыбку.
Вообще она сама хотела бы сделать что-то подобное. Очень. Ответная улыбка Эммы выглядела как проявление огромной нежности, потому что женщина испытала настоящее удовольствие от происходящего. Но усугублять и без того напряженное отношение к мутантам в обществе было опасно. Фрост склонила голову к Натаниэлю, и её светлые волосы коснулись его пиджака.
— Не надо. Кольца это важно, но не на его шее.
Она погладила Нэйта по щеке пальцами, даже не взглянув на редактора. Такая забота от мужа заставила сердце биться чаще. От мужа? Хм, заигралась. Но играть — так до конца.
Мир сузился, оставив в поле зрения Страйфа только Эмму. Все остальное словно перестало существовать. Замерло так же, как на мгновение метафорически замерло его сердце, сбиваясь с мерного ритма. Что это за ощущения? Что это за чувство?! Как будто он тонет. Или летит в бездонную пропасть, не в силах справиться с собственным падением. Словно его парализовало. Глубинной части его сознания хотелось запаниковать, чтобы заставить действовать и бездумно пытаться спасти себя, но он действительно оцепенел настолько, что не мог позволить себе такую роскошь, как инстинкт самосохранения.
Эмма была очень близко, ее волосы касались его плеча и он был окружен ее запахом. Ее пальцы нежно касались его щеки.
Никто.
Никогда.
Не позволял такой наглости? Не осмеливался? Не делал это так, чтобы его будто током било, но не причиняло боли?
Его зрачки расширились, рука поднялась, перехватывая пальцы Эммы на своей щеке. Не пытаясь их отстранить, скорее наоборот — удержать. Натаниэль хотел, чтобы она сделала так еще раз. Сейчас, потом… просто пусть она прикасается так к нему. Ей — можно. Протяжно выдохнув, Нэйт прикрыл глаза, утыкаясь носом в запястье женщины и делая глубокий вдох. Запах ее кожи начинал сводить с ума, а черное пламя зверя сжигало его изнутри. Поэтому он отпустил ее руку. Еще раз медленно выдохнул, успокаивая сердечный ритм и только потом открыл глаза. Сложно понять по ним, о чем он думал (видят боги, он и сам не знал, пребывая в хаосе мыслей и чувств), но его левый глаз больше не светился, а мистер Робсон прекратил кашлять, недоуменно потирая свою шею. Нэйт слегка повернул голову, небрежно бросая ему:
— Говорят, стакан воды помогает. 
— Да, кх, точно. Извините.
Редактор, поднялся со своего места, протискиваясь через ряды ценителей высокой моды. Или, вернее, ценителей денег, моделей и популярности. Мистер Робсон больше не будет надоедать им. Он постарается не попадаться на глаза Белой Королеве и ее «мужу», потому что Нэйт напомнил ему, как позорно его отшила Эмма. Никакого таланта. Постыдное предложение «замужней» женщине прям перед ее «супругом». Он воспринял это как данность, а не как сенсацию, о которой постарается раструбить всем и каждому. Потому что Нэйт хотел, чтобы он это увидел именно так. Мистер Робсон просто не вспомнит, что новостей о свадьбе Эммы Фрост не было, словно она уже успела осесть на старых страницах бумажных газет и потеряться в новостной ленте сайтов. Старое дело. Его оплошность с предложением. Его бездарность. Мистер Робсон будет думать только об этом. Нэйт отводил его внимание, не стирая память, ведь это было бы «неэтично». Заставлял мучиться редактора в вареве стыда и глупости. Это даже лучше, чем если бы он двинул ему в челюсть под наблюдением камер или заставил задохнуться от приступа кашля.
Иногда ментальный блок мешал. Страйф не привык задавать вопросы вслух, но сейчас у него не было иного выбора. Ему очень хотелось узнать, почему произошло то, что произошло. Не с предложением Робсона, а с ними. Однако сформулировать и озвучить он ничего не успел, потому что к Белой Королеве спешила ассистентка одного из дизайнеров. Девушка смущенно потупила взгляд, пару раз похлопала ресницами и наклонилась к Эмме.
Суть ее обращения сводилась к желанию дизайнера приобщить Белую Королеву к показу. Якобы у него есть особые наряды, которые она могла бы представить публике на этом благотворительном вечере, выступив в качестве приглашенной звезды. Меценаты будут в восторге. Бонусом и ложкой меда выступало предложение бесплатно забрать понравившийся наряд. Нэйт вопросительно приподнял бровь.
— Вечер становится все интереснее и интереснее, — Натаниэль полностью игнорировал ассистентку, смотря на свою «жену». — Не хочешь взглянуть на особую коллекцию?
Потому что некоторые образы выглядели... впечатляющими.