Все шло настолько не по плану, что Наташа уже несколько дней к ряду ходила всюду со стиснутыми зубами. Неприятный скрежет, сопровождавшийся столь сильным напряжением, нисколько ее не смущал и был скорее машинальной реакцией на происходящее с ней, со ЩИТом, с ее друзьями. Казалось, что она не может повлиять ни на какие события в мире, и что бы там не случилось, все что ей сейчас остается, это натянуть на себя максимально неприглядную серую кофту (видавшую Линкольна, судя по всему, но выбранную из-за широкого капюшона) сверху потертую кожаную куртку, серые джинсы и черную кепку. С логотипом местного хоккейного клуба.
Нет, Наташа не любит хоккей. Хотя… Она бы посмотрела его, если бы у нее случились выходные. В последнее время она не позволяла себе иметь выходные дни. И, вероятно, вот до чего ее это довело. Скрежет зубами, словно она боевая овчарка, которой защемило тройничный нерв в самый неподходящий для этого момент.
Бруклинский бар - то, что необходимо ей сегодня уж точно. А еще… Стэфан. Стэфан Стрендж. После того, как кое-что случилось, ей нужна была консультация опытного… человека. Удивительно, что он посещал такие заведения, как это… Танцующий олень? Гарцующий дракон? Поющий фламинго? Все эти бары стояли примерно в одном ряду среди заведений, которые Наташа не стала бы посещать ради конфиденциального разговора. Стэфан обрадовал ее тем, что выбрал куда более приглядное заведение и уже через полчаса после его прихода из бара посыпали люди. Кто-то шел домой, кто-то в другой бар, а кто-то - продлевать развлечения этим вечером другим способом.
Вдова появилась на пороге питейного заведения, когда в помещении оставалось всего-лишь несколько человек.
Она с порога оглядела их, чтобы исключить возможность учинения бойни и здесь. Так уж повелось - кровавый след за ней тянется аж из самой России. Не удивительно, что люди воспринимают эту страну с таким страхом в глазах, ни разу при этом не видев ни одного Россиянина. А если и видят, то называют русских “Наташа”, если перед ними женщина. Всех русских женщин зовут “Наташа” и после полуночи они превращаются в черных вдов.
Романова уверенным шагом подходит к бару и усаживается на высокий стул.
— Водки. — Говорит она спокойно, но не поднимает на бармена глаз. Ее лицо надежно скрыто за капюшоном и кепкой и лишь огненно рыжие волосы символизируют человека, который постоянно выделяется в толпе своим внешним видом.
И когда рюмка оказывается перед ней, без раздумий опрокидывает ее в себя и даже не морщится.
Любой русский умеет пить водку. В большинстве российских городов дальше трех сотен километров от чертовой Москвы ею греются, ею же лечатся и поднимают себе настроение в хреновые дни. Как раз такой был у Вдовы сегодня.
— Повтори.

Случайные бары в Бруклине были идеальны тем, что сочувствующие и собеседники подрабатывающие психологами на полставки, сменялись как времена года: незаметно, но быстро и стабильно. Можно было без стеснения рассказать кому-нибудь о своих проблемах и быть уверенным, что тебя, непременно, поймут. С небольшой оговоркой. Ты можешь рассказать все, если ты просто человек.
Если тебя уволили с работы, если тебя лишили премии или, если акции в которые ты вложился внезапно ощутимо упали на фондовом рынке и теперь ты - банкрот, живущий в коробке из под холодильника в одной из подворотен. Люди в костюмах от Диор здесь бывали редко. И Наташа с легкостью смешалась с толпой, тем более, что интерес ее заключался всего в одном единственном алкоголике.
Судя по первоначальному осмотру, Стефан еще не окончательно скатился к этому статусу и Наталья испытывала смешанные чувства по этому поводу: едва она успела обрадоваться, что найдется кто-то, кто сумеет ее перепить и после этого не уйти в астрал, как вот уже заключила, что Доктор Стрэндж уж явно не об этом. Просто устал. Наверное…
Вдова, поставив рюмку на столешницу с громким ударом (ну любит она спецэффекты, что поделать…), уселась в пол оборота. Так ей было лучше видно его лицо - недовольное, плохо скрываемое подозрение в шпионаже. Что ж, отчасти он был прав. Она действительно за ним следила, но прощения просить была не намерена, да и не обучена, поэтому вместо ответа самодовольно улыбнулась.
— Не думала, что ты ходок по таким заведениям, Стрэндж. — Сказала Наташа и в этот момент бар повторил ее заказ.
Тост, произнесенный Стефаном на ломаном русском, немного удивил Наташу. Она предпочитала избегать всего, что было связано с советами и вместе с тем хорошо помнила, кто именно сделал ее той, кем она была. Это помогало оставаться в тонусе даже несмотря на чертово подполье, чертовы задания и массовые потери среди тех, кого раньше Наташа считала своим другом. Она молча кивнула, и выпила вместе с доктором, после чего закусила половиной лимонной дольки и сморщилась.
— Русские… — Вдова криво ухмыляется.
Тех людей, к кому она могла бы вот так подойти вне зависимости от того, будь то бар или просто улица, стремилось к нулю. Русских, по крайней мере большинство из них, к таким людям Нат не причисляла даже в мыслях, не говоря уже о том, чтобы реально засесть в таком баре. Сколько уже раз они пытались вернуть на родину свою любимую игрушку? Стирали ей память, причиняли боль, возвращали на службу правительства… Впрочем, Стрэндж вероятнее всего обо всех этих вещах не имел ни малейшего понятия и она не винила его за отчаянную резкость. Люди приходят в бар не от хорошей жизни.
— Эй, — Наташа жестом подозвала парня за стойкой. Тот очень быстро оказался рядом и был готов выполнить ее просьбу: — Налей моему другу еще, и мне тоже.
Она небрежно бросила на стойку смятые купюры. Бармен кивнул и исчез, оставив их наедине. 
— Ты мне нужен. — Сказала Наташа, не привыкшая разводить китайские церемонии. Сперва ей показалось очевидным, что ее приход именно к Стрэнджу обоснован нуждой. Но потом поняла, что сейчас, вероятно, ему необходимо услышать именно эту фразу. Даже если он намерен покидать этот вшивый бар ползком. — Не вынуждай меня говорить какие-нибудь пошлости вроде: “а я нужна тебе”.
Наташа поморщилась, представив, как размазывает эти розовые сопли по столу.
Почти сразу же, как она это сказала, перед ними опять возник бармен. Он поставил напротив Стефана и Наташи два граненых стакана, в котором был налит виски и кубики льда чувствовали себя в нем очень комфортно.
— За… дружбу. — Предложила Наташа и приподняла стакан, ожидая, что доктор сделает тоже самое.

За свои восемьдесят с лишним лет Наташа усвоила: если подпускать людей к себе слишком близко, то можно увидеть, как тебе в спину втыкают нож. Или шприц с очередной сывороткой, которая превращает тебя в тупое оружие. Она слишком хорошо знала, какую цену платить приходится за привязанности и потому держала едва не каждого, кого могла бы назвать своим другом на расстоянии вытянутой руки. Наташа умела только так. Контроль. Контроль во всем, контроль даже в расстоянии, которое может себе позволить очередной ее знакомый. Случайный. Из бара, такого как этот, в котором она нашла Стефана. Только Наташа всегда решала когда перейти черту.
Слушая слова доктора, она чувствовала такое сильное дежавю, что где-то далеко, в глубине ее иссохшей души что-то с треском ломалось. Они никогда не были близки, но сам факт того, что он проходил через нечто подобное, что и Наташа… Заставило взглянуть на Стрэнджа под другим углом.
Она кивает. Соглашается с тем, что у каждого человека есть срок годности. И мысль о том, что и Наташин срок годности подходит, назойливо стучит в голове.
Опрокидывает в себя виски, словно пьет водку. Чтобы почувствовать жар напитка в горле и разум постепенно покинули эти странные мысли.
— Хорошо, — Наташа выдохнула и резко сказала свое “хорошо” так, будто это была кость в горле. Слишком уж оно откликалось с тем ее желанием, с которым она пришла бы в бар и без возможности встретиться со Стефаном.
Может быть, с ним лучше сейчас не спорить вовсе? Он хочет напиться, желание вполне обоснованное. Порой, в такие моменты, Романова жалела, что она не может быть обычным человеком. Перестать быть Черной Вдовой, убийцей воспитанной советами ради победы в холодной войне. Если бы она была обычной женщиной, никто не сказал бы ей, что человеческие связи переоценены.
Она вновь ухмыляется. Стакан снова полон. Ощущение такое, что Наташа хочет напиться сильнее, чем Стефан. Он тратит время на болтовню, в отличие от нее. Но сейчас, когда она его слушает, не хочется пить. Лед мерно бряцает в стакане по стеклянным стенкам, разница текстур и цвета играет на свету тусклого освещения. Бар пустеет, но они с доктором остаются сидеть. В зале еще есть несколько человек, но Наташа перестает беспокойно оглядываться.
— Это риторический вопрос, Стрэндж? — Наташа, по обыкновению своему говорит прямо даже на такие темы, как “переспать” и ее забавляет вопрос “а потом что?”. Она выхватывает из его монолога только конец, чтобы попытаться объяснить, почему она здесь. Зачем. Улыбка лукавая, как у лисицы. Романовой нравится флирт и она хороша в этом. Мужчины слабы перед ней и ее тонкими женскими чарами, так что Вдова ни в чем себе не отказывает. — Но если мы сейчас предположим, что человеческие связи переоценены, что дружбы не существует и она используется людьми лишь как прикрытие, с помощью которого они достигают своих целей, не важно каких - хочу ли я получить от тебя совет, или хочу переспать с тобой, не велика ли разница? Не все ли равно, что будет “потом”?
Не ей рассуждать на эту тему. Наташа Романова вообще дружить не умеет. Для нее дружба - синоним сотрудничества. Потому что в академии ее дружить не учили. Учили побеждать, ломать, преодолевать, предавать, подставлять, пользоваться… Пользоваться. Выходит, и она - меркантильная дрянь. Что же, и это отчасти правда - Стефан ни в ком не нуждался, зато Наташе он был нужен позарез. Настолько, что она решила прервать свое отлучение от цивилизации ради их непринужденной беседы.
— Ты меня знаешь, Стрэндж. — Сказала она: взгляд потух, улыбка исчезла с ее лица и взгляд Вдовы ожесточился, но вовсе не из-за того, что сказал ей доктор. — Дружить со мной опасно, и я привыкла быть одна. К тому же те, кого я начинаю считать своим другом обычно… плохо кончают. Так что… если ты задумал поставить на себе крест, то я - твой счастливый билет.
Ирония. Самоирония. И от этого Наташе даже немного грустно. Она тихо смеется и поднимает свой бокал не сводя взгляда с дока.
— Ты достаточно пьян, чтобы продолжить наш разговор? Он начинает мне нравиться.

Молчание - золото.
Но Наташа предпочитает серебро, поэтому молча слушает слова доктора о том, кто они есть. Сравнения с людьми он проводит очень точные и в этих рассуждениях чувствуется многолетний опыт и знания, которыми Стефан так славился. В очень узких кругах, разумеется. Он ведёт себя так, как вел бы себя на его месте очень уставший и очень грустный мужчина. Или старик. Она не могла понять. Проводил по волосам привычным жестом - это Наташа распознала быстро; считывать привычки за много лет шпионажа за разными людьми стало ее персональным хобби. Затем док кладет ладонь на барную стойку совсем рядом с Наташиной рукой, локтем которой она нашла опору. Молчит. Позволяя себя разглядывать.
Это никогда не было редкостью. Романова, в каком бы она не была образе, всегда была достаточно уверена в себе. Ко всему прочему, была не дурой и можно сказать, очень эффектной женщиной. Не удивительно, что первым желанием любого мужчины было рассмотреть добычу получше. Даже если этот мужчина - восьмидесятилетний дед, впавший в депрессию.
Наташа легко коснулась указательным пальцем одного из шрамов на руке Стрэнджа, это движение длилось недолго, буквально несколько секунд, а затем ее ладонь легла рядом с его. И кончики длинных ногтей коснулись мужской руки.
Вдова улыбается так, будто ей нравится делить территорию даже в виде чертовой барной стойки. На деле же ей просто нравится компания. И больше никак она это показывать увы, не умеет. Как человек, застрявший во времени, прибывший прямиком из времени, где ее сутки напролет муштровали для шпионажа рядом с очередным глупым, но очень влиятельным мужчиной…
Стефан убирает руку. По телу Наташи пробегают мурашки.
— Запугиваю? — Романова начинает тихо смеяться. Хочет громко, но уже не помнит, когда в последний раз она громко смеялась. Кажется, что никогда. Ко всему прочему, в баре все ещё остались люди и будет не слишком хорошо, если они кому-нибудь скажут о том, что видели здесь Черную Вдову.
Закончив смеяться, Наташа коснулась уголков своих глаз, мокрых от навернувшихся слёз рукавом своей кофты.
— Знаешь, Стефан, — она чуть наклонилась к нему, подчёркивая важность обсуждаемой темы серьёзностью своего голоса. — Возможно годы воздержания и дают тебе некоторое преимущество, но боюсь, с таким лицом как было у тебя пару минут назад… шансы подмочить репутацию серьезно возрастают.
Доктор улыбался, а ей нравилось за этим наблюдать. Даже если всему виной была сальная по-мужски шутка и выпитый алкоголь. Оказалось, им есть что обсудить и они даже вполне могут достигнуть понимания если захотят, тем более, что оба знают что такое быть человеком вне времени и жить бесконечную жизнь с бесконечной усталостью.
Без раздумий, Наташа кивает и забирает из рук Стефана бутылку. Она почти полная и вдруг Романова думает, что они здорово сегодня напьются. И шлёт ко всем чертям возможные последствия. Вообще-то, это не про нее. Она всегда думает о последствиях.
— Принеси закусить, — обратилась Наташа к бармену и он, с явно недовольным лицом, потому что дело шло к закрытию а они с доком решили выпить все что горит. По крайней мере, пока в состоянии пить.
— Итак, — дождавшись, пока молодой человек работающий за баром этим вечером принесет и поставит небольшую вазочку с оливками и двумя деревянными шпажками и уйдет в другой конец бара протирать стаканы, продолжила: — Пока мы стремительно приближаемся к тосту "за любовь", хочу уточнить: кто списал тебя, Стефан Стрэндж? Ты сказал, что закончился как волшебник. — Выпитое давало о себе знать, мягко подталкивая наружу неуместные шуточки. — Все самое интересное снова случилось во время моего отсутствия.
Наташа надеялась, что Стефан немножечко в курсе той истории, которая поводила Черную Вдову почти всему миру из-за заданий, которые раздавала ей Мария, мать ее, Хилл, а соответственно, понимал, что ее вопрос задан не из праздного любопытства. Она попросту не знает о причинах великой депрессии.
— Была немного занята, старалась спасти свою шкуру. — Небрежно бросила она, будто эта тема была раскаленным утюгом к которому шпионка только что прижала ладонь. И чтобы сменить тему достаточно быстро, чтобы уловил опьяненный рассудок, в тоже время не теряя из виду саму суть, уточнила: — К слову, "за любовь" пьют на брудершафт, ты знал?

Глубокое понимание ситуации приходит не сразу. Но приходит и сразу глубокое, потому что Наташа не сразу понимает что такое камень времени. Забавно, ведь она пришла к Стрэнджу поговорить о его "брате" - камне пространства. Или как там его, неважно. О камне Наташе известно ровным счётом ничего. Ее это пугало и манило одновременно, и, вероятно, поэтому она пришла с вопросами именно к Стефану. Упоминать об этом сейчас было бы кощунством, так что Романова делает глоток из стакана и предпочитает отшутиться.
— Ах вот оно что, Стефан. — Будто бы действительно понимая всю тяжесть ситуации, заключает она. — Так ты решил поставить поминальную по магии в мире? Вот в честь чего этот банкет… и попытки утопиться в алкоголе.
Наташа в последнее время понимала, как ценно было обретение ею Мстителей. Жизнь подкидывала ей только врагов, только цели, которые необходимо было устранять. В ответ конечно же цели пытались выстрелить ей в лоб, так что состояние Стрэнджа она, в принципе, понимала. Только не знала, как ему об этом рассказать. Ведь Вдова привыкла быть сильной и отстраненной. Все подобные ситуации она отшучивала, оставаясь убийственно прекрасной в своей стойкой ауре, сотканной из боли и мщения, как серебристая паутина.
— Взаимно. — Ответила Черная Вдова на слова о сочувствии, сказанные Стрэнджем. Она не сомневалась, что он знает о чем говорит, и уж тем более не является одним из тех пустомель, говорящих что-либо для того, чтобы показаться удобным в разговоре. — Шкурка все ещё цела, все ещё на мне. Так что думается мне, вполне успешно удается спасать. А вот нравится ли мне… Скорее нет. Видишь ли, я не из тех, кто любит впустую рисковать своей головой.
Наташа в задумчивости рассматривает виски, неспешно дрейфующий в гранях стеклянного сосуда, между кубиками льда. Никогда еще ей не хотелось напиться так сильно, как сегодня. Возможно, всему виной Стефан и его упадническое настроение, но игнорировать собственные эмоции и спрятать их как можно дальше - как обычно, как делала каждая Вдова, которая вышла из под рук КГБ и их варварских методов воспитания/обучения - не получалось. Она опрокинула стакан и вместе с обжигающим виски в ее рот попал один из кубиков льда. Наташа в задумчивости гоняла его языком из стороны в сторону, наслаждаясь ледяной прохладой во рту. Как ни глянь, сегодняшний вечер был особенным. Усталость медленно опускалась на вечно расправленные гордо плечи и Вдова ощущала себя все больше пьяной, все больше расслабленной.
Вдова забирает бутылку у Стрэнджа и почти до краев наливает себе виски, совершенно наплевав на то, что девушки, вообще-то, редко пьют в таких количествах. Впрочем, она уже и не была девушкой. Давно. Она была оружием, убийцей и лицо каждого ею убитого видела каждый раз, стоило только сомкнуть веки. Помогал только мелатонин. В таблетках. Сон без сновидений и довольно чуткий, позволявший Наташе не пропустить посягательств на собственную жизнь.
— Отсутствие магии не делает тебя одиноким смертником, шагающим последнюю зеленую милю. — Сказала Наташа, язык слегка не слушался и в опровержение первым мыслям самой себя “неужели, я пьяна?” она показывает Стрэнджу язык, на котором кубик льда превратился в осколок льда. — Ты сам отторгаешь людей. Я сама видела.
В этом они похожи. Наташа тоже предпочитала отчаянное одиночество семейным и дружеским отношениям. Именно поэтому она пустилась плясать под дудку Марии Хилл в полном одиночестве, а не обратилась за помощью к…друзьям, Мстителям. Лучше было бы, если бы пятно легло на ее собственную репутацию, а не их. Так она решила.
— Переоценена, но иногда только эта самая дружба заставляет людей держаться…друг за друга. — Вот и полу пьяная философия… Но Наташа отмахнулась, предпочитая ей легкий налет флирта. Док не из тех, кто шагнет за эту грань, по крайней мере из расчета на знания о Вдове и ее…двойной личине. — А что касается поцелуя, то он в моих глазах приравнен к рукопожатию. Ни к чему не обязывает, даже пить ради этого на брудершафт.
Романова улыбнулась так, словно в ее руках на секунду оказалась власть надо всеми и вся в этом мире. Словно она нащупала ту ниточку, за которую она может дергать, а не её, и получать что угодно ее душе. Впрочем, в наличие души она не была уверена до сих пор.
Нат быстрее Стрэнджа схватилась за бутылку - та просто стояла чуть ближе, и наполнила его стакан до края ледяного кубика. Одного из.
— Ну так что?

Она кривит губы в ответ и хмыкает - ну конечно же, ей об этом говорить. По крайней мере сейчас, когда из них двоих она еще держится на грани отчаянного одиночества ради защиты тех немногих, кого действительно считает своими друзьями и близкими. Впрочем, она действительно понимает. Они, и в целом такие, как они с доктором имели ограниченный человеческий ресурс. Одни были просто не способны принять их такими, какие есть, а другие… те, что принимали и становились близки, неизбежно вешали себе на спину большую такую, флуоресцентно яркую мишень во всю спину и она, как будто бы мерцала по ночам. Чтобы врагу было легче целиться и стрелять, точно зная, что таким образом нанесет рану Вдове. У Стрэнджа тоже самое. И она это знала. По-другому просто не бывает, не в этом мире.
— Дружба переоценена, — будто  в надежде смягчить этот привкус горечи во рту от сказанных и услышанных только что слов, произносит Наташа. Она и сама так считает, но почему тогда каждый раз уходит в подполье, старается скрываться, не оставлять следов и ни с кем не сближаться? Черт возьми, Стефан действительно чертовски умен! Он знает о чем говорит и точно знает, что Наташе эта тема также близка, как и ему.
Все это немного злит ее. Совсем за другим Наташа пришла в этот бар, а в результате отчего-то проникается этими флюидами самого настоящего отчаяния, которые источает Стрэндж. Он, как и положено самому настоящему доктору, срывает пластырь с застарелых ран без предварительных “ласк” и лживого “это будет не больно, как комарик укусит”. Да черта с два! такие комарики водятся в лабораториях, подобных той, из которой вышла Наташа. Баки. Капитан Америка и бог знает кто еще.
Она криво усмехается.
— Давай лучше выпьем, — язык становится тяжелым, им все труднее управлять.
Кто знает, что стало тому виной - выпитый алкоголь или обнажившаяся под сорванным пластырем мокрая рана. Все внутри будто тонуло в иссиня черном дегте и Наташа ощутила весь приторно сладкий вкус от этого падения.
Пить на брудершафт Наташе уже приходилось и всякий раз это заканчивалось одинаково. Для того, чтобы выведать необходимую информацию у мужчины, ему необходимо было дать почувствовать себя победителем. Поцелуй, это как прелюдия победы. Обычно они начинали говорить, делились сокровенным, тем, что вызывало в них гордость. В Стефане она не видела человека, которого нужно “разговорить” особенно подобным образом. Она в принципе не верила, что он пойдет на поцелуй. Во всяком случае вот так просто.
Стоило ему протянуть ладонь к ее щеке, как Наташа двумя пальцами врезалась в открытую ладонь.
— Не надо. — Предостерегла она, не желая чувствовать нежность и ласку. Это совсем не то, чего она хотела бы, к чему привыкла за время которое было потрачено в погоне за головами некоторое время назад. Но Стрэндж не собирался останавливаться, он, кажется, вообще не думал о том что Романова может вдруг вспыхнуть и дать ему в челюсть с правой. А Наташа, кажется, не думала, что не даст.
Она просто оцепенела, ощущая себя в плену у выпитого алкоголя и собственного языка, который и привел ее в эту точку. Точку в котором она, с явно проступающим румянцем на щеках прикрывает глаза от удовольствия и отвечает на подаренный поцелуй с…нежностью, а не страстью. Удивительно, но в последний раз она вкладывала эмоции в поцелуй после выпитого бокала так давно, что и вспомнить страшно.
Также неожиданно как начался, поцелуй заканчивается. А Наташа, оказывается, все это время держала Стефана за предплечья руками. Сжимая, не до боли и хруста, конечно, но так, словно внезапно нашла спасательный круг посреди океана в котором дрейфовала бессчетное количество времени. Отпустила его сразу. И сразу отпрянула. Сам поцелуй не значил для нее ровным счетом ничего, но вот в том, что у них со Стрэнджем, этим вредным занудой впавшим в депрессию может выйти неплохой вечер она была уверена.
— Поухаживай за дамой, Стефан. — Тихо сказала Романова, одними пальцами пододвинув стакан ближе к его руке и, что более важно - бутылке. — Ты неплох, надо признать. Возможно ты был прав и в том, что всегда хорошо кончаешь. В таком случае, может хотя бы на время перенести твой поход по зеленой миле?
Вдова ухмыльнулась, и покачав головой, добавила.
— Эту твою магию… ее можно вернуть обратно? Починить, или что там? — Шпионка облокотилась на барную стойку. Упиться в слюни в каком-то баре ей не хотелось бы, так что на самом деле Наташа была в шаге от того, чтобы пригласить Стрэнджа в свою подпольную квартиру. Алкоголь там нашелся бы даже для такого искушенного потребителя, как Стефан. Но внутренний голосок все еще пискляво возвещал, что это плохая идея.

— И как? — Принимая правила игры и улавливая будто бы случайный жест интересуется Наташа. Конечно же она знает, что такое хождение по краю в чугунных, да притом еще и раскаленных добела башмаках. Только ты сам решаешь, когда это закончится, но это и значит, что ты сам можешь снять с себя эту ношу. Но кажется великий доктор Стрэндж попросту опустил руки… — Насколько сильное удовольствие ты получаешь от хождения по краю, Стефан?
Для Вдовы люди были ресурсом. В прямом смысле этого слова. Так научили ее на родине, в академии, где такие же как она Черные Вдовы готовились как такой же ресурс, готовый выполнять поставленную задачу. Раньше она ни за кого не держалась, могла играть судьбами других людей, как хотелось. Не раздумывая нажать на курок пистолета, приставленного к какой-нибудь голове, даже если та голова была в мешке и личность Наташе неизвестна. Сейчас все по-другому… Она не могла точно сказать, что стало причиной такой кардинальной перемены в ее темпераменте и привычках. Может быть, Мстители и то, какой на самом деле семьей они стали для сиротки Натальи, а может быть в том, что она открыла в себе чуть более человеческого, чем даже сама могла представить. Жаль лишь, что в правительстве считают иначе и это мнение вряд ли удастся изменить к лучшему. Если бы можно было представить метафорически процесс перехода Черной Вдовы из плохого человека в хорошего, как процесс перелезания через забор, то где-то посередине Наташа ударилась головой, зацепилась ногами и до сих пор висит на порванной штанине вниз головой, так и оставаясь страшным убийцей и безжалостным исчадием если не ада, то советской машины уж точно.
Прошло какое-то время, и Ната смирилась с этим мнением о себе.   
Она подняла бокал, рассматривая аккуратно плещущуюся в нем жидкость чайного цвета и размышляя о том, что пожалуй немногие знают ее такой, какой она была сегодня. И о том, плохо это или хорошо, Наташа еще не сформировала своего мнения. Да и не хотелось ей этого, если уж откровенно. Сейчас она вообще хотела отключить сознание и перестать размышлять о чем-то достаточно важном, чтобы внезапно протрезветь после всего того, что было уже выпито. И о последствиях тоже.
Сквозь стакан Наташа ловит взгляд Стрэнджа. Странное чувство азарта подкрадывается к ней после этого зрительного контакта, и Вдова позволяет себе улыбку. Всего одну. Такую же странную и бесконтрольно-пьяную, как ее желание отключить голову.
— Я же не маг, Стефан, — вворачивает она свои пять копеек сразу же, как видит улыбку доктора в ответ на ее вопрос, очевидно, позабавивший его. Что же, оно того стоило. — Прояви снисхождение.
Вдова делает глоток из стакана. Алкоголь больше не обжигает ее горло, но ей все равно даже на это. Теперь он пьется также легко, как вода, однако завтра, она точно пожалеет о сегодняшнем выборе накидаться в каком-то сомнительном баре.
Она ставит стакан на столешницу и опускает руку на стойку рядом. “Случайно” и едва ощутимо задевает локоть Стрэнджа в процессе, а затем подпирает рукой щеку и с поразительной для ее возраста и опыта спрашивает:
— А ты что, в самом деле не можешь ничего сделать для бедняги Вольфганга? Чертовски жаль это слышать…
Одному богу известно, как на все это отреагирует Стефан, но Вдове плевать и на это. Теперь она от души веселится, окончательно опьянев. Почти все внутренние блоки смыло прекрасным, но дешевым виски, за что ей наверняка будет стыдно. Если она вспомнит об этом, а пока…
— Я вообще не танцую, Стефан, — улыбается она, — и ты, конечно, не прав. Я очень хотела бы услышать в подробностях о вот этих вот силах, особенно ту часть где будет про “аморально”.
Шпионка кладет руку, которой подпирала щеку, на стойку и небрежно толкает двумя пальцами стакан с остатками виски. Услышав о проблемах Стефана, ей вдруг стало как-то неловко говорить о собственных.
— Есть кое-что, что досталось мне и лучше бы, чтобы никто не знал о существовании этой вещи. О том, что она была найдена. — Она поднимает взгляд на доктора. — Я хотела спросить о возможностях этой вещи именно у тебя, но…