Знаете, некоторые родители, оставляя своих детей у ворот церкви, вкладывают в корзинку что-то ценное. Кулон, фото, записку с именем. С нами было совсем не так. Отец нашел нас на пороге церкви, засыпающими от холода и уже не кричащими от голода. Потрепанная корзина, в которой было одеяло с гаражной распродажи и два младенца-мальчика, стояла на ступенях у Церкви Святого Рафаэля, в Клинтоне. Один из них с искривлением позвоночника, горбом. Это и был я. Эш Райд. И мой брат — Адам Райд. Почему он так нас назвал? В честь двух врачей-интернов, выходивших нас в перинатальном центре, куда он отвез нас в тот вечер. А когда мы начали приходить в себя — забрал. Обоих.
Наша жизнь протекала тихо и мирно, меня иногда дразнили, Адам иногда пытался за меня драться.
В шесть лет какая-то сумасшедшая толкнула меня на ступенях нашей церкви. Боль была невыносимой. Отец позвонил своему другу. Друг, мистер Валентин Дрейк, военный врач, спасший в свое время не одну жизнь, а так же спасенный моим отцом, в прямом и переносном смысле. Этот человек спас меня. Мой горб, как в какой-то старой сказке, превратился в крылья. Ну не совсем так. После рентгена доктор Дрейк принял решение резать. Меня погрузили в сон, а когда я уже очнулся… Это было небольшим шоком. Для всех. Но папа запретил нам распространяться об этом, мутантов не очень любили тогда в Америке. Я бы даже сказал, ненавидели.
Мы росли, Адам прекратил драться. Кажется, он в тот день настолько впечатлился доктором Дрейком, что крепко решил стать врачом. Благородно, ничего не скажешь. Я же так и не знал, что мне нравится больше: рисовать или же готовить. Миссис Адамс — сиделка, женщина, которая всегда помогала отцу и нам. Ее дети давно выросли и разъехались по всей стране, ее муж — умер, а еще не совсем старой женщине положительно нечем было заняться.
Она учила меня готовить.
Так мы дожили до четырнадцати лет. Крылья оставались маленькими и не очень мешались, их вполне можно было спрятать под толстовкой. Расти они начали резко и больно. Почти год я пробыл на домашнем обучении, и лишь к выпускному классу вновь вернулся в школу.
Меня всегда удивляло в людях, почему они так громко разговаривают? А их «шепот» слышно было не в одном десятке метров от говоривших, пока брат не объяснил, что это не они громко говорят, это я остро слышу. К этому я привык, но иногда шепотки раздражали. Я пропустил целый год общения с одноклассниками, мне приходилось носить плащи в любую погоду, я мог открыться только миссис Адамс, отцу, брату и доктору Дрейку. Мне хотелось друзей, общения. Я уже мечтал освободиться от бремени своих крыльев и показать всем, что я нормальный. Такой же, как они. Я правда попытался это сделать. Я взял кухонный нож и резанул по крылу. Очнулся я на руках у перепуганного отца. Папа долго говорил со мной, и я наконец принял себя. Знаете, меня никогда не заботило то, что мы приемные, да и Адама это не парило. Мы любили и любим своего отца и миссис Адамс.
Я успокоился. Я стал видеть красоту мира, красоту людей. И понял, что хочу рисовать, хочу творить, хочу создавать. Интернет, учителя, папины знакомые — у меня было все, чтобы развивать таланты, а Адам в это время семимильными шагами двигался к своей мечте — стать хирургом. Я уверен — у него все получится.
Мы возвращались поздно с занятий. Адская кухня — не самый благополучный район, и на нас напали. В тот день мы вернулись сильно побитыми, но вернулись, и я открыл в себе третий талант — камень. Я мог обращать себя и предметы или людей в камень. Да, двигаться в такой форме было невозможно, но и пинать каменные статуи — себе дороже. В тот день я понял еще одну вещь — я могу, я могу защищать других людей. У меня ведь есть для этого всё. Так почему же данное Богом не использовать во благо Его творений? Папа был не то, чтобы очень рад, он говорил, что это очень опасно, но понимал одну вещь — я не смогу иначе. Один из его многочисленных друзей согласился обучать меня рукопашному бою. Летать я тренировался сам. Ночами. А днем учился и подрабатывал в одном из кафе.
В одну из тренировочных вылазок я увидел как на мужчину, хоть и довольно крепкого, напали пятеро, у одного из них был пистолет, и этот пистоле был нацелен в спину мужчине. Я помню, как резко спланировал вниз, как сломал руку, державшую оружие, и как ударил человека в челюсть. В это время мужчина, которого я спасал, разобрался с остальными четырьмя.
- Спасибо, а ты кто? - я много читал о героях, и достаточно быстро понял — передо мной Кочевник. Я стоял, открыв рот, чего, правда, не было видно за респиратором. Во имя всех святых! В бОльший восторг меня привела бы только встреча с Капитаном Америкой, Железным Человеком или Сорвиголовой, а может и с Человеком-Пауком. Сильный суперсолдат, не боящийся никого, швыряющий машины.
- Я… Я… - я замялся, ведь так и не придумал прозвище, а представляться своим настоящим именем. - Эш Райд, в смысле. Бес.
Я стоял и слушал: шесть спокойных сердцебиений и одно мое — бешеное как после скачки.
- Кочевник, - мужчина протянул руку, я пожал ее, а затем взмахнул крыльями и взлетел.
Это была моя первая встреча с супергероем. Он поблагодарил меня. Я был на седьмом небе от счастья. Даже разбудил брата, чтобы рассказать это. Кажется, в тот день я сделал окончательный выбор своего хобби.

Эш Райд, самый молодой мастер-татуировщик в салоне, задержался в тот день допоздна. Последняя клиентка была до жути непоседлива, постоянно дергала плечом и, кажется, даже что-то говорила. Эш лишь видел, как у ее отражения в зеркале шевелились губы, а сам в это время наслаждался громкой музыкой в наушниках. Он был художником, чьи рисунки возможно уже навсегда останутся на коже людей, а не каким-либо стилистом, чья работа не будет так заметна уже через месяц. Горбун гордился своей работой, любил своих, даже самых привередливых, клиентов, от редких стонов, матов и воплей которых Эша спасал хеви-метал в наушниках.
И вот, когда довольная девушка ушла, парень убрал свое рабочее место, снял перчатки и вышел, наконец, из салона. Солнце уже садилось за горизонт, когда он наконец вдохнул свежего воздуха. Настолько свежего, насколько он мог таковым быть в Нью-Йорке. Асфальт был мокрым, в воздухе витала осенняя сырость, теплый белесый туман медленно наползал на улицы, вытягивая свои вездесущие щупальца-ложноножки. Улицы, потерявшие людей, приобрели некую загадочность и таинственность, так манящую романтичную душу юного художника. Эш не смог удержаться от соблазна пройтись по ночному окутанному туманом парку. Он должен так быть похож на Англию, Лондон, которые Эш видел на картинках и открытках, хранившихся у Майкла, что парень просто не мог позволить себе это пропустить. А потом, позже, он сам это все нарисует, и так, что все будут думать, что парень был когда-то сам в Европе. Жаль только, что он совершенно не взял кисти и мольберт. Только свой любимый блокнот и карандаш. Но разве можно простым карандашом отобразить всю красоту туманного парка? Можно. Но Эш этого не умел. Пока не умел. Но был уверен, что однажды научится.
Парень легко шагал по улице, набирая номер брата на телефоне. Эш всегда предупреждал Адама, когда выбирался на такие прогулки, когда задерживался.
- Адам. Я задержусь. Да, завтра выходной. Не знаю. В парк. Буду поздно. Ладно, тогда встретимся уже утром, - юноша усмехнулся, сбрасывая звонок. Его брат оставался ночевать у друзей, так что квартира полночи могла простоять и одна.
"Или сгонять за баллончиками и повандалить немного?", - мелькнула и тут же угасла шальная мысль. Нет, не то настроение, граффити будут мрачными, такими же туманными, как улицы.
Мимо парня проехали какие-то странные машины, но он сам не мог понять, что же именно в них не то. То ли не соответствовавшая лейблам расцветка, то ли слишком похожие друг на друга номер. То ли просто в такую погоду он лично бы никуда не поехал. Эш не знал, да и не его, в общем-то, это было дело.
А еще Эш не знал, что белки обожают туман. Парень любовался игрой прозрачных капелек на меховых рыжих шубках, но в то же время ему становилось немного не по себе. Казалось, белки следили за ним.
- Глюки уже. Почаще на воздухе бывать надо, - пробормотал Эш, ловко вскарабкиваясь на дерево. Весьма приметное, кстати. Парень давно облюбовал тот ствол. Он был довольно высоким, а крона густой. Пока еще листва не облетела, на нем было весьма удобно оставлять плащ. Осторожно закрепив предмет одежды на ветках, парень закрыл черной полумаской лицо. Черный старый фильтр для работающих с красками надежно укрывал нижнюю часть лица. Бес расправил крылья и мягко и бесшумно воспарил над ночным парком. Осенний воздух чуть холодил обнаженную кожу, но это ни капли не портило юному герою настроение. Туман становился все плотнее, Эш надеялся, что никто и не заметит большую "птицу", мирно парившую над землей. Где-то внизу зажглись два факела, на них тут же упала откинутая Эшем тень, и исчезла. Слуха "Летучей мышки" достигло раздраженное "Кис-Кис-Кис" и жалобное мяуканье, что характерно, мяуканье было совсем в другой стороне. А потом юноша заметил толпище белок. Зверьки стояли кругом. Парень сначала усмехнулся, а затем едва не упал, заметив их предводительницу. Девушка стояла с подругами в окружении пушисты зверьков и медленно помахивала большим пушистым хвостом.
Вот уж действительно Бесу было впору свалиться. И все же он аккуратно приземлился неподалеку от девочек. Благодаря чуткому слуху, юноша мог расслышать каждое их слово. Вот только его начал отвлекать шум машин. Грузовых машин. Их было много. В парке.
Ловко взмахнув крыльями, Эш взлетел, но только лишь для того, чтобы приземлиться на одном из кустов неподалеку от девушек. Тонкие, но туго переплетенные подрезанные к близящейся зиме ветки выдержали его вес, хоть и немного прогнулись. Парень оставался в отдалении, но так, чтобы незнакомки были видны. Ему очень не нравился шум приближавшихся грузовиков, а девочки казались беззащитными. Даже та – с луком и стрелами.