В последние несколько дней Сатане всё время было холодно. Это было странным ощущением, потому как никогда прежде демон не мёрзла, легко переживая купание в проруби или падения с высоты птичьего полёта в сугробы из какого угодно снега; а тут, кутаясь в короткую тёмную шубку, девушка ощущала себя так, словно вскоре должна была покрыться льдом. В прочем, если судить по тому, что с длинных рыжих волос, перехваченных серебристым обручем венца, то и дело приходилось стряхивать лёгкие белые искорки, неохотно таявшие на раскрытой ладони, это было не таким уж и невозможным вариантом. Снять корону надолго не удавалось - начинала до безумия болеть голова, отзываясь в висках тихим, насыщенным шумом дальнего моря, бьющегося о берег, и в конце концов Хеллстром смирилась: раз по каким-то причинам адский артефакт считал необходимым находиться рядом со своей хозяйкой, сдерживая её натуру, значит, так оно и было нужно. В конце концов, эту вещь из тартарианских глубин смертным всё равно было не увидеть, а сама королева избегала собственных отражений что в зеркалах, что в окнах проезжавших мимо автомобилей.
Они причиняли какое-то неловкое, смутное чувство, близкое к почти физической боли.
Неделю назад, из ничего появившись в своей квартире в Нью-Йорке, дьяволица за полчаса покидала в спортивную сумку вещи, которые при некотором размышлении смогла опознать, как необходимые, сверху бросила ноутбук, бывший скорее приятным бонусом и позволявший читать что-нибудь в меру спокойное, а не только новостные сводки, и исчезла в неизвестность, не оставив ни записки, ни адреса, куда присылать письма с воронами. Из всех живых и мёртвых о том, куда сбежала рыжеволосая Венера в своей панической попытке удержать рассыпающийся на осколки разум, догадывался разве что её нежно любимый дядюшка Мефисто, и не то, чтобы он её осуждал. Соседство со штормившим Космическим Кубом было последним, что сам Майа пожелал бы переживать, отчего и был крайне доволен, что Хеллстром согласилась не возвращаться домой, а остаться пока в Верхнем мире - и посмотреть, что с этим всем делать. Сплавить Кобик Вечным уже явно не представлялось возможным, поэтому приходилось изобретать какие-то способы удержать сущность подобных масштабов в узде.
Тем же вечером, выпросив у Бальтазара настоящий человеческий паспорт на свою приёмную дочь, которую для унификации пришлось назвать Катриной, леди Воланд улетела в Италию, так до конца и не осознав, зачем. Возможно, что на самом деле все дороги просто действительно вели в Рим, и дьяволица, сама по себе являвшаяся безусловным доказательством бытия Божьего и воли Его, стремилась туда, где в силах Его мало кто сомневался. Это было скорее интуицией, чем здравым смыслом - надеждой потеряться среди высоких шпилей костёлов и латинских псалмов на мессах, привести в чувство расшатанные нервы и вновь вернуться к чувству долга.
Покой, однако же, не находился вовсе, и из Рима девушка сначала уехала в Милан, а потом - в Римини, остро пахнувший морской солью и вином. Выглядела она откровенно неважно, что, в прочем, в каком-то извращённом смысле было достаточно хорошим обстоятельством - по крайней мере, желающих познакомиться стало существенно меньше, и сейчас демона это необыкновенно радовало. Пытаться никого не убить при любой попытке взаимодействия с окружающей действительностью становилось всё сложнее. Разбуженный сверх-любовным общением с Кобик, которая играла с вероятностями, забывая при этом думать, Ад, чуя свободу, рвался наружу, и человечность, так нежно оберегаемая суккубом, сползала с неё змеиной шкуркой во время линьки.
Большую часть времени, не занятой общением с юным и прекрасным существом, способным щелчком пальцев обернуть в пыль половину миров, Сатана бродила по улицам; ни в еде, ни в воде она не нуждалась, вещи бросила в несколько лет назад выкупленной квартире, а охотиться за душами избегала, остро осознавая, что при любой попытке почувствовать собственные силы её неминуемо сорвёт, и тогда от прекрасного курорта в лучшем случае останутся только дымящиеся развалины. В худшем останется только аккуратный котлован с ровными краями.
Какое было число, Тана тоже не знала - обзавестись телефоном, после того, как был случайно убит последний, она так и не соизволила, спрашивать у прохожих не хотелось, да и ей, на самом-то деле, было даже не интересно. Что бессмертному духу пара лишних месяцев, лет и даже веков - пролетят незамеченными, как будто бы их и не было никогда.
Было поздно: солнце уже давно зашло, и на вымощенной булыжником улочке зажглись фонари. В их электрическом тёплом свете бледная мраморность Хеллстром казалась слегка желтоватой, словно старый пергамент; поправляя на голове капюшон из плотного чёрного шарфа, девушка пошла дальше, не оглядываясь и опустив глаза к земле. Мысли прыгали подобно резиновым мячикам, и разобрать их никак не удавалось. Длинные волосы, завившись в тугие локоны, с едва слышным шорохом скользили по меху шубки, но по ним вопреки обыкновению не проскальзывали искры.
На костёл она набрела случайно; остановившись у каменных ступеней, ведущих к высоким деревянным дверям, некоторое время молчаливо смотрела на них, а потом, сама так и не поняв, отчего, пошла наверх, проскользнув в приоткрытую створку. Демон обычно избегала подобных мест, опасаясь портить молитвы людям, что приходили туда добровольно и верили в искренность просьб своих и милость Иеговы, но сейчас что-то манило её внутрь мягким ощущением тепла, которого так отчаянно не хватало. Перед тем, как переступить порог, рыжая сняла с волос ткань и бесшумно вступила внутрь, словно бы ныряя в мягкий полумрак, тронутый светом зажжённых на алтаре белых свечей.
Расстегнув верхнюю одежду - под ней был мешковатый свитер, скрадывающий очертания тонкой фигуры, - Сатана подошла к подсвечникам и даже протянула было руку, чтобы взять одну из свободно лежавших рядом свечей, но в последний момент будто бы передумала. Пройдя вдоль аккуратных рядов тёмных скамей, суккуб села на одну из последних, с самого края, сложила на коленях ладони, обтянутые плотной кожей чёрных перчаток, и, запрокинув голову, стала смотреть на барельеф, растянувшийся по стене за алтарём. Иешуа, чья голова была охвачена золотым венцом, смотрел на дочь Люцифера сочувственно и мягко, как смотрит на юную девочку старший брат.
Чуть слышно потрескивало пламя фитилей.[icon]http://s6.uploads.ru/sD4TI.jpg[/icon]