[NIC]Kimura[/NIC][AVA]http://s8.uploads.ru/MmQN7.jpg[/AVA]Все начинается с мелочей: недопитый стакан кофе из Старбакса и его брат-близнец, исходящий паром на другом конце столика - время на чеках разнится едва ли на четверть часа; пустая обойма вместо полной, и свинцовый дождь рикошетом от смуглой кожи – урон нулевой, но эффективность тоже невелика, приходится потратить лишних полчаса на зачистку вручную; возмущенные вопли в трубке – серьезный заказ недельной давности так и не выполнен, и это уже начинает серьезно беспокоить Кимуру – ни особой забывчивостью, ни несерьезным отношением к работе она никогда не отличалась; оффшорный счет, заведенный где-то с месяц назад, пропадает в пучине бессвязных цифр, и уведомление о новом поступлении вызывает только глухое недоумение – эти цифры ни о чем ей не говорят.
В какой-то момент ей просто приходится начать делать это, как в том дурацком кино – записки в каждом углу, страницы пухлой тетради в клетку, испещренные резким угловатым почерком, карта памяти в дурацком медальоне на шее, мучительные размышления по утрам, попытки угадать, что еще она забыла, регулярные автоматические списания со счетов (сколько же их у нее?!) по странному, причудливому, но вполне четкому алгоритму, не менее регулярные отчеты – записи, фотографии, страницы электронного текста, и везде – она.
По крайней мере, это объясняет, куда именно уходят деньги, вот только вспомнить, почему это так важно, удается далеко не сразу, настолько, что в какой-то момент очередной отчет под грифом «Лора Кинни #36» Кимура встречает шипящим сквозь зубы:
- Какая к черту Лора?
Спохватившись, она пересылает собственный вопрос сообщением, и получает в ответ:
- Что, снова провалы? Та самая, которую ты ищешь - Икс-23.
Кимура помнит Икс: зеленоглазая девочка в паутине черных волос, взгляд исподлобья, светлая кожа, на которой не держатся никакие следы, кроме ее собственных, Кимура знает, она проверяла, и не раз – тело помнит больше, чем разум, тепло фантомного касания горит под подушечками пальцев до боли, до глухой тоски, до надрывного хриплого воя знакомо, и все тело сводит пронзительным ощущением смутного дежа-вю пополам с желчной горечью утраты, какой-то серой и уже устоявшейся, но от этого не менее глубокой.
На прикрепленных к отчетам и сканам статей из газет фото, на видеозаписях с камер безопасности не подросток – гибкая фигурка в черно-желтом костюме, четко очерченные губы, искривленные в хищной усмешке, налитое силой и жизнью тело не девочки, но девушки, молодой и здоровой, куда уж здоровее, кого угодно переживет и выкарабкается, цепляясь когтями, зубами и острым, пронзительным взглядом.
Кимуре плевать, откуда там собирается выкарабкиваться Лора Кинни, побочный продукт маленького эксперимента Фасилити  - с ними уже покончено для каждой из них, Фасилити не нужен бесполезный солдат, а Кимуре не нужна вшивая конторка, не способная исправить то, что наворотила, и как знать, сумели ли они снять программу с ее сознания, ведь в итоге Кимура все-таки пристрелила каждого из тех, кого сумела вспомнить, а помнила она на тот момент куда больше, чем сейчас. Она помнит одно: вся эта херь, которая сейчас с ней творится, все эти провалы в памяти, каждая выроненная из рук чашка, каждый приступ ночного удушья, после которого она вскакивает в поту и силой проталкивает вязкий воздух порциями в сведенные судорогой легкие – каждая секунда этой больной субъективной реальности напрямую связана с этой девчонкой, и надо продолжать искать. И она найдет, сдохнет – но найдет, не будь она бешенной сукой Кимурой, как ее называют за глаза, в глаза и в сторону, разумеется, достаточно осторожно, чтобы не оказаться в какой-то момент без жизненно важной части своего организма вроде трахеи или изрядной доли позвоночника.
В какой-то момент алгоритм списания начинает работать на нее, и в очередном отчете оказывается путанная паутина перемещений, сеть маршрутов, проторенные ленты троп, которыми скользит в городских джунглях невиданная зверушка, которую непременно нужно загнать в угол, взять за глотку и заставить все исправить. Как – это уже отдельный вопрос, но у Кимуры достаточно желания и недостаточно милосердия, чтобы сомневаться в ее методах, лишь бы поймать, лишь бы забить собственный запах, лишь бы подобраться вплотную, не позволяя ускользнуть, и желательно в людном месте, чтобы не вывернулась, не ускользнула, чтобы и дальше играла в благородную героиню, блюдущую покой невинных и наивных. Слабости хороши всегда, особенно – когда знаешь, как ими воспользоваться в своих интересах.
Темные зеркала витрин и офисных зданий безжалостны и бесстрастны, в них Кимура видит уставшую от бесконечной погони женщину с темными кругами под глазами и злым, затравленным взглядом, с глубокими складками в уголках рта и недобрым прищуром. Так смотрят крысы, загнанные в угол, так смотрят бойцовские псы на ринге, если спустить поводок, так смотрят те, кому нечего терять, а что до нее… Ее самой осталось не так уж и много, чтобы цепляться за иллюзии и тени прошлого за спиной.
Центральный парк издевательски зелен и светел, пасторальные парочки на зеленых лужайках раздражают до зубовного скрежета, но у Кимуры есть определенная цель, а цель, как известно, искупает все, кто бы и что не говорил, и в какой-то момент эта самая цель замирает от крепкой хватки на предплечье и хрипловато-надтреснутого:
- Ну здравствуй, лапушка. Скучала?

Отредактировано Emma Frost (24.07.2016 14:02)

[NIC]Kimura[/NIC][AVA]http://s8.uploads.ru/MmQN7.jpg[/AVA]Первые несколько минут Кимура просто любуется – тем, как быстро слетает с ее любимой игрушки все наносное, человеческое, тем, как проступают через тонкий пергамент социализации голые инстинкты и вбитая в самые подкорки наука убивать, тем, как подрагивают под ее жесткой хваткой напряженные мышцы, тем, как мелькает на дне расширенного зрачка глубинный, животный ужас. Это не та Икс, которую она все еще помнит (единственная константа в ее памяти, последний якорь, связывающий ее с настоящим), но она ничем не хуже, пожалуй, в чем-то даже лучше, чем молчаливая девчонка, бездумно полосующая собственное предплечье в надсадной белизне кафельных полов и тесной клетке бетонных стен – той было нечего терять, у той не было ни желаний, ни страхов, кроме самого примитивного страха боли, в той не сплетались причудливым узором нервозная, густо замешанная на недоверчивом ужасе ярость и колкая решимость стальным каркасом, крепче металла на когтях, прочнее въевшегося в кожу страха.
И эту причудливую смесь хочется собрать губами с покрытой холодной испариной кожи, растереть по языку, впитать до последней капли, чтобы напомнить – не видать тебе свободы, девочка-черточка-порядковый номер, ты  моя с головы до пят, я у тебя под кожей, под живой плотью, где-то чуть повыше солнечного сплетения и пониже сердца, по ту сторону зеркала, и только посмей соврать, что не видишь меня на дне зеленых глаз каждый день, только скажи, что никогда не скучала по сладкому мареву бездумья, когда никто не заставлял тебя решать, когда все, что тебе было нужно – просто подчиняться приказам.
Но лапушка прячет все это за тенью густых ресниц, упрямо сжимает побелевшие губы, взгляд рысьих глаз как выстрел в упор – и навылет, до ломоты в висках, до спазма под горлом, до острого-жадного-монотонного «мое-мое-мое-хочу!» сплошным речитативом, до на глазах обрастающей плотью памяти безумной жажды.
- Сюрприз, лапушка, - растягивает губы в натужно-вымученном оскале Кимура, чуть склоняет голову, пытливо щурится, словно спрашивает – ну вот она я, что скажешь, как тебе твой побитый молью и припорошенный пылью подкроватный монстр? С расстояния прожитых порознь лет все видится иначе, не так ли? Вот только пусть тебя не обманывают ни глубокие тени вокруг глаз, ни мелкие трещинки в уголках губ, ни заострившиеся черты лица, ты же чуешь, наверняка чуешь запаленный запах, ты же знаешь – бешеная псина опаснее любой другой не в разы, а на порядок. – Меня не так просто убить, забыла? Это огорчает меня едва ли не сильнее, чем все, что забыла я.
Вот они и подбираются к самой сути дела, к началу начал, так сказать – продираются через запутанные заросли нездоровых отношений, девочка и ее пес, и порой неясно, кто же из них кто, кого на самом деле посадили на короткий поводок, влили в жилы обязательство не отступать ни на шаг, кого на самом деле создали для другого. Кимура точно знает, кого, но каждый раз старательно выбивает это знание из себя, выбивает из других, порой совершенно не отдавая отчета, что эти самые другие – другая! – если и слышали когда-то, то едва ли были в состоянии осознать в полной мере.
- А забыла я куда больше, чем могу себе позволить, понимаешь? И хрен бы с ним, детка, вот только я продолжаю забывать, и это очень мешает мне жить – настолько, что мне не жаль круглой суммы и чертовой прорвы времени, чтобы выяснить, какая же сука наградила меня такой головной болью, - доверительно сообщает Кимура, чуть склоняясь и проталкивая хрипловатый полушепот прямо в прикрытое темной прядью ушко. - И что-то мне подсказывает, огонь чресел моих, что ты прекрасно знаешь, кто бы это мог быть. Что-то мне подсказывает, что я тоже прекрасно знала, кто бы это мог быть, вот только забыла – напрочь, наглухо, а привычки забывать врагов я не имею. И я не успокоюсь, пока не выясню, кто это и как остановить эту гребанную херь.
Короткая судорога близящегося удушья как всегда не вовремя, такие вещи вообще всегда не к месту, вот только им плевать на это с высокой колокольни – просто накатывает волной, сводит все тело спазмом, до боли, до астматического сипа в груди, кажется, какой-то умник успел вычитать из своей бумажки заумное «дистензионный ателектаз», вот только легче от засевшего в голове назло всем амнезиям мира понятия не становится, и хрупкие кости трещат под сведенными судорогой пальцами, пока ее трясет в очередном приступе. Еще на пару секунд дольше, каждый раз все дольше, и каждый – как последний, но нет, так просто она не сдастся, только не так, только не здесь, Кимура не согласна подыхать бесцельно и безумно, как какой-нибудь кусок дерьма.
Если она и сдохнет, то пусть это будет по крайней мере в бою, пусть ей свернут шею, пусть ее закатает в бетон яростно сверкающая глазами Икс, пусть ее следующему мелкому ухажеру хватит яиц остановить биение ее сердца – но не так, не слабой, отвратительно беспомощной, не жалким куском ни на что не годного мяса.
Ни за что в жизни.

Отредактировано Emma Frost (25.07.2016 15:08)

[NIC]Kimura[/NIC][AVA]http://s8.uploads.ru/MmQN7.jpg[/AVA]Кимура чувствует Икс так, так могла бы чувствовать себя: она сейчас вся – натянутая до предела, до излома струна, она негласно, но отчетливо вибрирует, стонет надсадно, и этот звук отражается, преломляется, искажается до полной неузнаваемости и возвращается обратно, бьет под дых неожиданным осознанием происходящего. Хватка жестких, сильных пальцев на ее запястье, над суматошной ниточкой взбесившегося пульса почти нежна, и сквозь последние спазмы идущего на убыль приступа Кимура слышит в знакомом голосе нечто незнакомое и знакомое одновременно. Эти интонации проходятся по обнаженным нервам наждачной бумагой, от них искрит во все стороны и плавятся предохранители, и в тусклом, выцветшем от боли – зрачок с булавочную головку, а то и меньше – взгляде загорается почти вдохновенное безумие, гордость пополам с предвкушением, потому что в голосе Икс звучит сама Кимура: вывернувшая наизнанку все, что когда-то вселяло в нее страх, принявшая силой былую слабость, принявшая властью былое бессилие.
- Приятное чувство, не так ли? Держать чью-то жизнь в руках, – вместо ответа спрашивает она, и в глазах у нее не страх,  не упрямство и даже не ярость, а ненормальная, больная нежность садиста, чья жертва вместо привычного скулежа вдруг впивается зубами опасно близко к яремной вене, ласковая любовь учителя к ученику, усвоившему урок. – Не стесняйся, лапушка, насладись им как следует, ты ведь это заслужила, расплатилась сполна за добрый десяток лет вперед – так зачем отказывать себе в такой мелочи, кому хватит духу осудить тебя за это? Только не говори, что твоему очередному излишне совестливому дружку, который не может сделать то, что нужно, даже если оно норовит укусить его за задницу и отгрызть яйца…
Кимура трясущейся рукой отирает со лба холодную испарину, через пару дней, возможно, у нее подвернется нога, или она вовсе не сможет встать с постели, через пару минут ей может отказать зрение, через час – слух, обоняние не самая важная часть для нее, но все равно обидно. За все это время у нее дважды отказывало сердце, трижды – почки, а понятия «хирургическое вмешательство» и «искусственное жизнеобеспечение» до сих пор вызывают припадки истеричного смеха и холодной ярости.
Перед глазами стоит душная квартира на задворках Гарлема, дно самой глубокой задницы этого города (хуже только Богота, в которой Кимура чувствует себя как рыба в воде), сквозь ободранные обои проступает облупленная штукатурка, по потолку ползут глубокие трещины, а в воздухе висит душный спертый запах пота, подсохшей блевотины и сладковатый гнилостный душок уже начавшей разлагаться плоти. Ее так и забрали,  раздувшееся от жары, обезличенное тело опустившейся алкоголички, вывод коронера – алкогольное отравление, и уже неважно, кто бы вернулся домой первым, только в памяти намертво застряла глухая ярость, ненависть к самому факту родственной принадлежности к этому телу, и отчаянное нежелание подыхать вот так просто, бесцельно до отвращения, бессмысленно до одури.
В прожаренных до тонкой пленки хрустящего стекла песках Ирака, в бесчисленных безымянных стычках, в жерле горячих точек по всему миру каждый раз, когда у Кимуры появлялось малодушное желание плюнуть на все, лечь и просто сдохнуть, перед глазами просто вставало безобразно-синюшное, раздутое от жары тело матери, и Кимура сжимала зубы до отчетливого хруста и ползла вперед, обдирая колени и локти до мяса, до кости, снова и снова, и опять, пока не добралась до единственной константы в ее жизни, имевшей начало, но не имевшей конца.
- Ты мне нужна, - в горле клокочет отрывистый лающий смех, надсадно-хриплый, прокатывающийся по языку полынной горечью - это признание ничего ей не стоит, это просто констатация факта, правда, истина совсем иной степени, чем та, которую имеет в виду Икс – но ей об этом знать не обязательно. – Ты знаешь, кто на такое способен. Но не обманывайся, лапушка – ты не единственная, кто знает, а я знаю, в каком направлении копать. Времени у меня не много, но твои… друзья не такие прочные, как ты, и как знать, не переусердствую ли я в жажде пообщаться по душам? Ты же не хочешь проверить предел их прочности?
Это не угроза, это наглый шантаж, и Кимуре совершенно не стыдно, она просто делает то, что делала всегда – сдирает плоть кровавыми ошметками, потому что голые кости легче входят в трещины в скалистой почве, ими удобнее цепляться, чтобы продираться вперед, не думая о смысле, а думая только о цели. Она не собирается подыхать за просто так, и даже если у нее в запасе почти не осталось времени, Кимура успеет в отместку попортить немало крови (и хрупкой плоти ближайшего окружения) тем, кто решил написать ей на роду такую бесславную кончину.
- Предлагаю сделку, лапушка, - неприятно кривит губы Кимура, потому что то, что она собирается произнести, вызывает в ней яростный протест и отторжение. – Поможешь мне – и больше никогда в жизни меня не увидишь.
В ее исполнении это может значить что угодно – от «я вырву тебе глаза и сошью веки, чтоб они вросли друг в друга» и до «твоя совесть останется чиста, и ты не будешь видеть меня в кошмарах, мучаясь чувством вины и сомнениями в собственной добропорядочности», но в данный момент она имеет в виду свое отсутствие на дальнейшем жизненном пути Икс, насколько это вообще возможно, и, видит Бог, это решение стоит ей едва ли не больше, чем то немногое, что осталось от ее жизни.

Отредактировано Emma Frost (30.07.2016 12:16)