Ас выслушал сестру, не перебивая, и неотрывно смотря в ее серебристые глаза, некогда горевшие светом сверхновой звезды, но сейчас напоминающие белесый туман, в недрах которого едва-едва виден свет угасающей свечи. Вот, оказывается, что она о нём думала? Вот за что она приняла его поведение? Конечно, это было логичным выводом, правильным с точки зрения расмотрения фактов и прочих вещей, которыми себя рьяно убеждает любая женщина. Вот только на самом деле все было совсем иначе.
Когда Альдриф уткнулась ему в плечо, прижавшись к его грубому телу своим нежным, но столь гибким, стройным да сильным станом, Одинсон сначала удивился - не такой реакции он ждал от Охотницы. Но после, сам того не замечая, нежно обнял ее в ответ, будто бы укрывая руками ее от всех невзгод, что тезалии ее помыслы и душу. Нежно поглаживая Энджелу по ее копне волос цвета багряного рассвета, Одинсон тихо вздохнул, и немного наклонился к ушку богини:
- Помыслы твои обо мне логичны. Но неправильны, сестрица. Все совсем не так.
Бережно взяв Альдриф на руки, Донар невольно вновь прошёлся взглядом по ее стану, представшему перед ним в полной своей красоте... и аж забыл, о чем хотел говорить. Он видел много прекрасных богинь. Нет, правда много. И многих он... знал. Однако гены сестрицы давали о себе знать. Красота матери, умноженная на величие отца... и перед вами будет красота битвы, которую если увидишь, никогда не забудешь. Каждый дюйм ее тела был идеален, будто бы высечен из самого серда битвы, начатой во имя любви к чему-либо. Красота, любовь и желание защитить детей да беспомощных от Фрейи смешивались со стремлением к победе в битвах, возвышением над природой и непостижимой мистичностью от Одина, и это всё рождало нечто столь прекрасное, сколь и непостижимое практически для каждого. И вот он, воин, кузнец, тот, кто создан скорее для разрушений, держит это уникальное, столь хрупкое и беззащитное создание своими руками, которые могут случайно раздавить это волшебное видение. Но почему-то видение не исчезает, не ускользает, а продолжает смирно лежать. Почему она так к нему относится? Ведь всего лишь недавеча она его вообще убить желала. Неужто и впрямь онаначала ему доверять?
- Мои стремленья пробудить в тебе богиню приняла ты за долг пред Асов Градом, Альдриф. Но оное не так. Веришь ли... было когда-то время, когда я и сам не хотел быть Богом Грома. Когда я не желал быть богом Асгарда совсем, и богом в целом. Был я молод, глуп да неопытен весьма, и не понимал - от крови своей не убежишь. Хотя... чем молвить, лучше тебе я покажу.
И резко встав на ноги, Донар прижал одной рукой сестру к своему торсу, другой призвал молот, и бешено раскрутив оный до размытого круга в мгновение ока, открыл перед ними воронку, утягивающую обоих не только сквозь пространство, но и сквозь время.
Тор не знал, пробиралась ли Альдриф сквозь время... так. Не естественным путём взросления и жизни. Посему ощущения могли быть пренеприятнейшие. Могло вывернуть наизнанку - буквально, какие-то события, показанные в омуте калейдоскопов видений, картинок и звуков, могли утянуть сестру, ведомую жаждой знаний и любопытства, и он бы ее искал очень долго, да и не факт, что нашёл бы. Крепко держа Энджелу за запястье - очень крепко - Асгардец и сам порой едва сдерживался, тобы не "выпрыгнуть" раньше. Ведь сколько бы он смог изменить! Сколько бы вещей сделал правильно! От скольких бед и невзгод уберёг бы своих друзей, любимых, сородичей... но цена и ее осознание все же останавливали Громовержца. Хель раздери, если бы не сестра, чёрта с два он вообще бы это дело начал. Ибо несмотря на редкие порывы, на лице Донара было явно видно искреннее, ненавистное отвращение к текущему процессу. Путешествие во времени всегда было одной из вещей, которые Таранис ненавидел всем сердцем. Но сейчас у него не было выхода. Он должен был объяснить ей. Должен был показать. И вот наконец бог увидел желаемое, и только-только, казалось бы, их почти затянуло в своеобразную дымку среди туннеля - или пустоты? - безвременья, как он поднял Мьёлльнир, и выставил оный перед собой, будто бы преграждая путь. Но не богам, а тому, что было перед ними.
- Не стоит приходить в то время, дабы увидеть да понять. Можно и просто... наблюдать, сестра. Смотри же, Альдриф Одинсдоттир. Смотри, любимая сестрица, и учись на моих ошибках. Смотри, и пойми ты наконец, отчего я так желал, дабы себя ты как богиню осознала.
И вот Охотница Хевена могла увидеть картины столь седого прошлого, то само время тогда было еще молодым, если не юным. Она видела светловолосого мальчонку, который боялся даже смотреть на своего еще светловолосого отца, еще с двумя глазами. Видела, как его приковывали к трону правителя насильно, дабы во время пиршеств, тингов и заседаний тот не сбегал, не желая брать участия в текущем. Перед Альдриф были также и ссоры мальчика с отцом на почве того, что тот не желает быть тем, кем ему предписано. Что он вообще жить с семьёй не желает. Что желает найти свой путь, и не быть частью пантеона. И наконец отец, вконец натерпевшись его пререканий и понимая, что наказания его не переубедят - ни порка кованными шипастыми розгами, ни колдовские ломки, ни многодневные морали не могли сломить желание мальчугана - отпустил его на все четыре стороны, сказав тому не возвращаться, если он не пожелает быть тем, кем должен под страхом смерти. А дальше "зеркало" взбурлило.
Время в дымке летело, словно стрела: секунды были днями, неделями, месяцами, годами даже, но все было столь ясно, отчётливо и понятно, что оставалось лишь удивляться парадоксу восприятия в этом месте. Мальчик взрослел, становился юношей, возмужал даже... но никак не мог найти себе места. День за днём он попросту терял себя. Убивал своим бездействием и своевольностью. И когда наконец он, истощавший, ослабленный, измученный едва ли не приполз обратно в золотой город, отец его не ругал. Не орал даже. Ибо понял - сын усвоил урок единственным доступным для него способом. Он может не быть частью пантеона. Может не быть частью Асгарда. Но если он не будет богом - он умрёт.
И здесь произошло нечто, что было совершенно не по плану. Измученный парень в зеркале вдруг обернулся, и посмотрел прямо на Альдриф. Прямиком в ее серебристые глаза. И улыбнулся, будто бы и впрямь видел ее... что было невозможным, ибо в том времени не было даже ноги ни Тора, ни Энджелы. Однако сомнений не было - он их почувствовал. Стоило ли говорить, как он посмотрел на Тараниса? И знал ли Громовержец, что так будет? было ли это временной петлёй, стало ли только что оно таковой, должно было ли так быть илди это случайность, которая могла уничтожить будущее? Никто не мог знать. Покуда отец, сидящий на троне, не сделал небольшой, едва заметный жест рукой, и дымка, бывшая своеобразным зеркалом, не расплылась, став вскоре обычным туманом. Вполне возможно, что Гримнир всё это время знал о Альдриф, но молчал. Или же это было лишь совпадением. Или же это все только показалось. Но так или иначе, спрашиать у отца правду Вингнир не собирался. Все вернулось на круги своя, и боги вновь оказались в калейдосткопическом омуте временных параллелей, линий времени да вариантов будущего с прошлым.
- Пора нам возвращаться, Альдриф. Здесь даже мне нельзя долго находиться.
И как только Донар дёрнул молотом в своей руке, их обоих начало уносить обратно по своеобразному тоннелю, но с куда большей скоростью, нежели раньше. И на этот раз Асгардец лишь на миг отвернулся в сторону, в далёкую дымку, показывающую гору Рашмор с изображением бородатого бога в крылатом шлеме, исполином возвышающимся над четырьмя президентами. Та линия времени, которую он, казалось бы, уничтожил. Что же. Как видно, не до конца. Но эту загадку Асу предстояло решить позже. Еще несколько секунд - и вот они уже вновь были в комнате Охотницы. Которую, кстати, основательно засыпало снегом из все еще открытого окна.
Наконец отпустив сестру, Таранис несколько смущённо подошёл к окну, и закрыл его, сапогом отгребая налетевший снег в углы комнаты. После чего повернулся к Альдриф, и тихо добавил:
- Не ради Асгарда желал я, дабы стала ты богиней в разуме своём, о моя сестра. И не для себя. Но лишь из-за того, что выхода другого у нас нету. Как только в мир внешний из Хевена попала ты, начал законам его подчиняться сразу да невольно. Мы не выбирали, кем родиться нам. И раз уж родились богами мы, о Альдриф - мы должны быть ими. Причислять себя к какому-то пантеону али нет - то дело другое уж. Можно в нескольких быть, как я, например аль мать моя, али ни в одном не быть - без разницы. Однако коль не осознавать себя как бога - ты умрёшь. Умрёшь мучительно, болезненно и долго длиться будет агония последняя. Я ни за что тебе не желал и не желаю участи такой. Ни за что не захочу я зреть, как любимая сестра моя будет чахнуть да увядать, исссохшая подобно листу над огнём всепоглощающим, опосля чего сгорит. Вот почему я так желал объяснить тебе, что ты должна богиней стать. Только из-за того, Альдриф, что переживал сильно весьма. И всегда буду переживать. Ты слишком дорога мне, о сестрица. И я не могу потерять тебя, едва обрёв.
Подойдя к Богине Охоты, Донар сел на кровать, и обняв ее за талию, уткнулся лбом в ее стройный животик, закрыв глаза. Его пальцы плавно скользили по ее спинке, дихание было прерывистым, слегка надломленным даже... однако он не жалел ни о чем, что только что сделал. Несмотря на все последствия. Он ни для кого такое не делал. Никогда. Но она - она была его сестрой. И, пожалуй, даже больше, чем сестрой.
- Пожалуйста, сестрица - пойми меня ты правильно. Отринь помыслы свои о корысти моей. Ведь все, что делал я - то было не ради Асгарда. Не ради отца. Не ради меня. Но лишь ради тебя.
Отредактировано Thor Odinson (30.06.2016 05:22)