Человек-дракон успел ощутить мгновенное прикосновение лёгкого, тёплого тельца. А потом ветер свирепо набросился на них, и Железного Кулака окутал непроглядный мрак. Сделалось темно, как в погребе, так что невозможно было разобрать: где небо, а где земля, где верх, а где низ, - если только такие "земные" понятия вообще были применимы к этому странному месту. Но вот ветер стих, и из окружающего сумрака медленно, как в театре, когда зажигается свет над сценой, стали проступать очертания предметов.
Низкий комод из светлого дерева - кажется, из сосны, над комодом - большое овальное зеркало в резной оправе. Вешалка из кованого металла. Пёстрые обои с мелким цветочным узором. Разноцветный полосатый половик под ногами. На комод небрежно брошены тёплые женские перчатки с меховой оторочкой. Дэниэл стоял посреди маленькой, чистой прихожей. Входная дверь хлопнула, и знакомый ему мальчишка ввалился в дом. Правда, теперь он выглядел ещё младше - лет на двенадцать. Лицо его раскраснелось, глаза весело блестели.
-Маааам! - Крикнул он, разуваясь и стягивая тёплое двубортное пальто с медными пуговками. - Я дома!
Ему никто не ответил. Он недоверчиво посмотрел на вешалку, где уже висело одно пальто - женское. С меховой оторочкой. Рэнда он не замечал в упор, словно бы его и не было. Неожиданно мальчик, не то увидев, не то расслышав что-то в доме, чуть не бегом бросился по коридору. Ноги принесли его в кухню. В окно ярко светило солнце, а за столом сидела молодая женщина в домашнем голубом платье и кухонном переднике. У неё был такой же высокий "итальянский" лоб, как у мальчишки, и такие же волнистые и каштановые волосы, которые она аккуратно подвязала косынкой, а по её бледному, растерянному лицу можно было с уверенностью сказать, что она плакала.
-Мам?.. - на секунду мальчик тоже растерялся, а затем кинулся к матери:
-Мама, что случилось? Письмо от папы потерялось, да? Фашисты опять писали всякие гадости в газетах? Тебя кто-то обидел? Скажи мне, кто - ему это так даром не пройдёт! - Он присел перед ней и взял её за руки. Женщина с печальной нежностью посмотрела на сына и снова расплакалась, закрыв рукой рот и качая головой.
Солнечный свет, струившийся из окна, померк, и Дэнни вдруг обнаружил себя уже не в доме, а в просторной армейской палатке с зелёными брезентовыми стенами. Должно быть, наступила ночь - полог был спущен и застёгнут. Фонарь, подвешенный под потолком, не горел; единственным освещением здесь была... свеча, зажжённая на столе. Её света едва хватало, чтобы осветить лица двух людей, стоящих друг напротив друга и соединивших левые руки. Крупный, рослый светловолосый мужчина лет двадцати двух, с открытым, волевым лицом, и двенадцатилетний мальчик-брюнет с точёными скулами и "итальянским" лбом - его лицо прикрыто чёрной маской-"домино".
-Подними правую руку, Баки, - негромко проговорил мужчина, сам поднимая правую руку; трепыхнувшийся оранжевый свет выхватил белую звезду у него на груди. - Я, Капитан Америка, клянусь...
-Я, Баки, клянусь... - эхом отозвался мальчик, не отрывая взгляда от напарника.
-...мы будем сражаться с фашизмом и всякой другой несправедливостью...
-...и всякой другой несправедливостью...
-...и никогда не отступимся от праведного пути...
-...и никогда не отступимся от праведного пути!..
Стены палатки раздвинулись, став из брезентовых каменными; потолок резко устремился вверх, превратившись в тёмные мрачные своды, напоминающие о старинных поместьях. Намекал на это и мягкий богатый ковёр на полу, пусть местами и запачканный. Стол, заваленный бумагами: какими-то донесениями, записками, картами, исчерканными цветными пометками. В кресле за столом сидел высокий, лысый человек с орлиным носом и чудовищным шрамом на пол-лица. Одет он был подчёркнуто просто, но, судя по тому, как держались с ним двое его подчинённых, и, что важнее, как держался он сам, командовал здесь именно он. Несмотря на то, что переговаривались они по-немецки, Дэниэл почему-то понимал их речь.
Двое в чёрных плащах (в точности таких, как показывали в фильмах про Вторую мировую) привели к нему пленника - подростка в маске-"домино" и потрёпанной синей шинели, на полах которой таяли намёрзшие льдинки. На скуле - ссадина, рассечённый висок медленно кровоточил. Человек со шрамом поднял голову, ввинтил в глаз монокль и вперил в пленного бойца цепкий, изучающий взгляд.
-Кто вы такой, молодой человек? - Вопросил он, прищурясь, как будто даже с искренним интересом. - Вы ведь не Барнс. Не отпирайтесь, это бессмысленно - я видел Барнса так же близко, как сейчас вижу вас. И вы, хоть и похожи на него, совершенно точно не он: у вас глаза синие.
Один долгий удар сердца мальчик смятённо молчал, потом вдруг вздрогнул и пошатнулся, словно теряя сознание. Один из конвоиров замахнулся рукой в кожаной перчатке...
-Отставить, - приказал человек со шрамом. - Увести его. Позже я займусь им лично. А пока... посадить под замок. И не питайте никаких иллюзий: он опасен - глаз с него не спускать. Найду на нём хоть одну лишнюю царапину... - он красноречиво помолчал и обвёл всех троих холодным удавьим взглядом.
Лязг подкованных сапог по каменному полу стих. Снова над головой низкое серое небо, снова края облаков свисают космами, цепляясь за голые верхушки деревьев. Снова зима. Налетающий порывами ветер тонко свистит, задевая обледеневшие ветки. Морозный туман стелется, свиваясь у ног клубящейся белесой пеленой. Мёрзлая земля перевёрнута, изрыта воронками, усыпана щепой и зелёной хвоей - несколько могучих елей сломано и свалено так, словно это не вековые деревья, а спички. У корневища торчит из земли снаряд, по какой-то причине так и не разорвавшийся. Но людей здесь нет - ни живых, ни даже убитых. Тишину нарушает только жалобный посвист ветра и хруст наста где-то впереди. Там, окутанная туманом, как призрак, бредёт, удаляясь, одинокая фигурка в потрёпанной синей шинели. Цепочку следов, остающихся за ней, кое-где пятнают красные капли.
В какой-то момент мальчик остановился и обернулся. Маска-"домино" пропала с его лица - её он держал в руке. При виде того, кто зачем-то последовал за ним, он не бросился убегать, но и не пошёл ему навстречу - он безучастно отвернулся, сделал ещё шаг и повалился на снег.
-Я иду... - тихо сказал он, обращаясь неизвестно к кому.