Пока Минди внимательно слушала пожелания, чуть наклонив голову на бок, Фиби скрылась среди зарослей там, где, как подсказывала логика пространства, прятались двери. Франциск к тому моменту уже договорил, а тот, кто шел за ним по старшинству — только заканчивал.
Селеста проводила сестру взглядом и снова обратилась к гостям:
— Мы будем вашими гидами. Место, которое вы видите — часть Кракоа, — Минди сделала шаг в сторону и подцепила пальцами по-тропически крупный и яркий цветок, не срывая его. О своем недавнем вопросе она, казалось бы, забыла. — На данный момент это — единственная Обитель, но скоро их станет больше.
Когда же Фиби вернулась, в руках у нее был поднос. Совершенно обычный, круглый, сделанный из металла, со стеклянными бокалами, наполненными водой, с лимоном и без, по числу пожелавших пить. В декорациях, годящихся для цикла передач «Жизнь после людей», он выглядел чужеродным элементом, анахронизмом. Чем-то, оставшимся со времен, когда Кракоа был всего лишь хищным островом, неизвестным миру, а Корпорация Икс — правозащитной организацией.
— Все Обители связаны, — подхватила Фиби. — Вы увидите.
— Мы надеемся, человечество найдет наши посольства не слишком пугающими... — вступила Минди.
— ... как и скорость их роста, — подытожила Селеста.
По их бесстрастным лицам и звонким голосам сложно было понять, намеренно ли сестры выбирают такие слова, или им не достает эмпатии и социализации, чтобы действовать... более нормально. Названные в честь «Степфордских жен» и «Кукушек Мидвича», они умели — и, что немаловажно, любили, — производить соответствующее впечатление. Не всегда к месту.
Но одна на троих ментальная связь, способность понять буквально любого, на каком бы языке тот ни говорил, конвенциональная красота и умение, в случае необходимости, постоять за себя, делали сестер прекрасными хостес. Вопреки недостаткам характера.
К счастью, сегодня им не должны были пригодиться их навыки самообороны. Но в прошлом на здания Корпорации Икс уже нападали. Так же, как и на Школу для одаренных подростков. Так же, как на все, хоть немного связанное с мутантами.
Если бы не это, потребности в Кракоа бы не возникло.
Но сколько можно томить гостей ожиданием? Чарльз не пытался подчеркнуть свою важность или потешить самолюбие, заставляя Папу ждать, — лишь соблюдал формальности. С распростертыми объятьями сбегая по лестнице вниз навстречу первой пошедшей на контакт человеческой делегации, он выглядел бы слишком нуждающимся, а, значит, заведомо уязвимым. Он, а вместе с ним — и весь его народ, целое новорожденное государство.
Социальные ритуалы человеческого общества по-своему занимательны. В старые времена считалось, что нельзя просто так сеять или разделывать тушу, не почтив обряд, не поблагодарив высшие силы за их дары. Избавившись от суеверий, люди изобрели правила приличия. Теперь за каждом их шагом наблюдали не духи, а такие же смертные. Совершенно не мифические.
Впрочем, бегло коснувшись разумов визитеров, Чарльз ощутил удивительную открытость. Ту, коей и должно быть у слуг Господних — и ту, на отсутствие которой в Церкви и у церковнослужителей принято пенять. Такие, как Франциск, на протяжении многих лет поддерживали в Чарльзе веру в то, что настанет день, когда человечество все-таки признает мутантов. Умы, готовые принять и понять, казалось бы, кого угодно.
Жаль, на деле это все оказалось лишь прекрасной иллюзией.
К Ватикану прислушивались. Но плакаты, гласящие: «Бог ненавидит мутантов», — так и не исчезли с площадей. И, что бы ни сказал потом Папа репортерам о сегодняшней встрече, еще слишком долго не исчезнут.
«Нам удалось обнаружить, что в настоящее время род человеческий разделяется в политическом отношении на одного мудреца, девятерых прохвостов и девять десятков болванов на каждую сотню».
Нельзя забывать об этом. Нельзя попадать в ловушку восприятия, выстроенную собственной телепатией. Хорошие люди... они ведь существуют. Никуда не пропали ни в день, когда Мойра открыла Чарльзу варианты будущего, ни позже, когда он принял ее правду. И в сердце самого отъявленного негодяя найдется место светлым чувствам и благородным порывам. Беда в том, что во внешний мир они почти не выходят, выбирая затворничество.
Больше никогда Чарльз не поверит свету человеческих душ, потому что это — свет болотных огней.
Его с ватиканской миссией разделяли несколько лестничных пролетов. Кракоа, разрастаясь, оборвал провода, питающие лифты в здании, но замену им еще не создал, ненадолго оставив верхние этажи небоскреба необитаемыми. У Коропрации Икс — посольства — Обители все равно пока не хватало персонала, чтобы их все заполнить.
Еще так многое предстояло сделать.
Сапоги с тонкой подошвой мягко ступали по последним ступеням. Одежда, лишенная привычных складок, повторяющая контуры тела, почти не шуршала. Как Ватикану было важно соблюсти традиции, не вписывающиеся в рамки современного делового этикета, так и Чарльзу — подчеркнуть, что он больше не является частью человеческого общества.
— Святейший Отец, господа кардиналы, для меня честь приветствовать вас. И так скоро.
Кракоа даже не успел продемонстрировать миру, что обещанные лекарства работают. Всего пять дней назад они с Эриком посетили Ассуту. Ничтожный срок для клинических испытаний.
Впрочем, из всех стран Ватикан, пожалуй, меньше всех интересовали торговые сделки.
«Какая разношерстная компания».
Теперь Чарльз воочию увидел то, что раньше только чувствовал: папа Франциск окружил себя мета-людьми. Выглядело как эдакая попытка выразить: «Все мы дети божьи, и для всех двери Храма открыты», — не говоря этого. И напоминание — невольное ли? — что не все мутанты выбрали Кракоа.
Себя Чарльз считал протестантом. Как большинство американцев, не молившихся перед сном и ни разу не бывших на исповеди, но время от времени поминающих имя божье всуе и цитирующих к случаю Библию. Религия никогда не играла большого значения в его жизни, присутствуя лишь номинально. Опыт последних лет внес свои коррективы. Он видел загробную жизнь, видел Рай и Ад. Ни одно учение с тех пор не казалось Чарльзу истинным. Все напоминали попытку четырех слепых описать, что такое слон.
Но некоторые из его учеников-католиков сохранили свою веру, даже побывав там, откуда обычно не возвращаются. Самым ярким примером был Курт.
— Приятно видеть среди ваших спутников наших братьев и сестер, — зная, что проследить направление его взгляда сейчас невозможно, Чарльз повернул голову в ту сторону, где чувствовал специфическое пси-поле мутантов. Двое в обычной одежде, на вид ничем не примечательные, не считая, разве что, их юного для таких миссий возраста и очевидного отсутствия сана. В отличие от крылатого юноши, стоящего позади, рядом со своей почти точной копией — брату не доставало крыльев. Вот уж кто бросался в глаза — и ощущался совершенно по-человечески.
Занятно, что обе стороны привели на встречу близнецов. В том или ином смысле.
В крылатом чувствовалось беспокойство. Нет, необычное окружение встревожило не его одного. Но, кажется, он чувствовал себя уязвимее всех. Неуверенным. Запутавшимся. Не на своем месте.
Понимал ли он сам, зачем он здесь?
Селеста и Минди, не занятые обслуживанием посланцев Ватикана, встали по правую и левую руку от Чарльза. Фиби с опустевшим подносом в руках осталась там, где была.
«Что вы думаете о наших гостях?»
«Как с рождественской открытки».
«Хотят показать себя лучше, чем есть».
«Но вот тому священнику я бы исповедалась».
Сохраняя невозмутимые лица, сестры мысленно захихикали.
Не вчитываясь в мысли Франциска и его свиты, Чарльз следил за их эмоциональным фоном. Он хотел понять, такой ли реакции ожидали уважаемые послы? Увидеть то, что скроют умело подобранные слова и знакомая с притворством мимика.
Он хотел разочароваться.