Что-то никогда не меняется.
Мысль эта вызывала в душе не злость, а лишь знакомую усталость.
Кракоа только открыл свои порталы первым поселенцам, только заявил о себе во всеуслышание, а проблемы с соседями уже ждали их на пороге, как утренняя газета. Мутанты могли сбежать на остров в открытом море — они делали так прежде. Неприятности неизменно увязывались следом. Они могли начать все сначала. На чистом листе тут же проступали кляксы и ошибки прошлого, записанные невидимыми чернилами. Но сейчас это даже не была их вина. Не расплата за дурную славу или необдуманный поступок отдельных мутантов.
— ...Кракоа беспокоится. Мы просили его присмотреть за нашими границами, а теперь хотим, чтобы он не трогал нарушителей.
— Спасибо, Дуглас, — Чарльз кивнул. Тяжелый шлем Церебро надежно скрывал нахмуренный лоб, но не губы, сжатые в нервную линию, и не руки, беспокойно стискивающие одна другую. — Попроси Кракоа потерпеть еще немного. Я постараюсь все уладить.
В первое мгновение Дуглас скептически приподнял брови — он прекрасно знал, кто сядет по ту сторону стола переговоров. Убедить в чем-то хищный остров и то проще — буквально.
— Удачи, Профессор.
Не высказанное: «Она мне понадобится», — повисло в воздухе почти материальной надписью.
Казалось бы, такие простые правила: не подплывайте к берегу ближе дозволенного, не нервируйте Кракоа. Границы были обозначены для всех. Над водой и под ней, там, где корни острова купаются в океане. Стандартные двенадцать миль территориальных вод, на большее Кракоа не претендовал. И если люди пока их уважали — а, точнее, сторонились, — оплот мутантов, то другая ветвь рода homo... Законы поверхности их ведь никогда не касались, верно?
Чарльз покачал головой, укоряя неких абстрактных воображаемых атлантов. В реальности же он смотрел на удаляющуюся спину Дугласа. Сквозь забрало из синего стекла желтая куртка ярко-пшеничная шевелюра отливали молодой зеленью. Подходящий цвет для голоса Кракоа. Сумеет ли Дуглас объяснить разумному острову, почему мутанты, сами просившие о защите, теперь не хотят вредить чужакам, подошедшим слишком близко? Сколько у них времени до первого инцидента?
Или первого прецедента, который покажет всем вокруг, что границы Кракоа не так уж непроницаемы для не-мутантов?
За что они заплатят дороже в итоге? Чарльз был снисходительным всю свою жизнь. Мир усердно путал доброту со слабостью.
Церебро развернул перед внутренним взором Чарльза сияющую карту ноосферы. В новой конструкции не осталось голограмм и гигантского проектора для зрителей, лишенных телепатии. Только Чарльз и его разум. В привычном жесте он попытался коснуться виска, но пальцы уперлись в гладкий металл.
Найти Нэмора совсем не трудно. Сияние разумов укрывало материки толстым слоем — где-то их присутствия ощущалось сильнее, где-то — слабее, реже, тоньше. Океан же, исключая россыпь островов и кораблей, выглядел зияющей пропастью, чернильной пустотой открытого космоса. В сравнении с мегаполисами людей, города атлантов были едва ли не деревнями. Особенно если высматривать специфическую сигнатуру разума мутанта. Чарльзу нащупал нужный ему почти мгновенна, без перебора сотен вариантов. Может, телепатия и не самый лучший — не самый учтивый — способ просить о встрече, может, Чарльз нарушал все писанные и неписанные правила этикета и делового общения, но ничего быстрее и удобнее земная цивилизация не изобрела.
— Прошу прощение за беспокойство.
Чарльз все еще пытался сохранить приличия, а за свой дар он редко извинялся.
— Нам нужно поговорить. Подданные Атлантиды не соблюдают границы Кракоа, и мы просим принять меры сейчас, пока никто не пострадал.
Чужой голос в мыслях Нэмора замолк, смиренно ожидая ответа. Чарльз не создавал ни визуальных образов, ни чего-то, что могло бы отвлечь или помешать — только отчетливое ощущение своего присутствия. Он готов был ждать — и, в равной мере, готов был незамедлительно продолжить разговор.
Только к отказу готов не был.

Само собой, их встреча просто не могла пройти гладко. Чарльз невесело усмехнулся. Чего-то подобного он ждал с того самого момента, когда Дуглас впервые произнес слово «атланты».
Когда подле Нэмора не осталось никого, способного видеть его, такую возможность потерял и Чарльз. Ведь его присутствие в тронном зале под толщей вод было лишено телесности, ограниченно чужим восприятием. Его собственные глаза видели зелень стен, расчерченную пятнами солнечных лучей, а не колоны из песчаника и перламутр гигантской раковины. И все же полностью Чарльз видел глазами Нэмора, чувствовал его кожей, каждым нервом как в возмущении приподнимаются жабры и плавники, как растет температура от разгневанно бегущей по венам крови. На поверхности сознания плескалось раздражение, и Чарльзу совсем не нужно было погружаться в него, чтобы ощутить его. Или понять, кто был причиной.
Да, увидеть Нэмора со стороны Чарльз не мог, но смесь визуальных образов, мыслей, эмоций и собственных воспоминаний позволяла достроить картину в своем воображении, представить жест и позу. В конце концов, Нэмор всегда был склонен к театральности.
Они и впрямь неплохо друг друга знали.
А еще Нэмор был прав — Чарльз много себе позволял. Возможно, впервые в жизни, он позволял себе достаточно. Мутанты не просто заслуживали уважения — они обладали необходимой силой, чтобы с ними считались. От мысли, что их безопасность держится исключительно на силе, Чарльзу по-прежнему было не по себе. Не этого он хотел всю жизнь, не в это верил. Но, по крайней мере, смог это признать прежде, чем стало слишком поздно. Быть добрым ко всем недостаточно — за выживание приходится сражаться. Только так Кракоа избежит судьбы Дженоши и всех прошлых итераций их мира: никто не должен усомниться в силе мутантов отразить любую атаку, пока они не подготовятся достаточно, чтобы это стало правдой. Значит, и их границу переступать никто не должен.
К сожалению, их система обороны, как любые шипы или стрекательные клетки, не отличала друга от врага, если того уже не защитила эволюция — в данном случае, не сделала мутантом.
Да и являлись ли атланты друзьями? Едва ли. Даже с поправкой на происхождение их короля и все, что связывало их в прошлом.
На все беды, что они преодолели вместе и друг другу создали.
— Ты упускаешь одну важную деталь, Нэмор. Кракоа — не просто территория. Это живой организм. И его границы — нечто большее, чем воображаемые линии на карте. Когда кто-то оказывается слишком близко, он реагирует.
Чужое присутствие в разуме Нэмора исчезло — и тотчас же появилось в тронном зале. Пока тело Чарльза, обмякнув, дремало в плетеном кресле, сознание полностью перенеслось в Атлантиду, приняв почти осязаемую форму. Астральная проекция была вещью, наиболее близкой к личному визиту, из всего, что он мог себе позволить. Теперь Чарльз и впрямь стоял там, где Нэмор парой секунд ранее представлял незримого собеседника. Видел, слышал, только что не дышал. Под водой он бы и не смог.
— Мы не просим вас уйти. В действительности, я пришел предупредить тебя. Кракоа опасен для всех, в ком не чувствует икс-гена. Он может ранить тех, кто подплывет слишком близко — или того хуже. Уверен, мы оба хотим, чтобы никто из атлантов не пострадал из-за трагической неосторожности.
Прозвучало как угроза. Что ж, по сути, это она и была. Если Нэмор и его люди не прислушаются, смертей не избежать, хочет того Чарльз или нет. А, видит бог, он не хотел. Смешно сказать: они оба стремились к общей цели — защитить подводный народ. Но вместо того, чтобы признать единство интересов и вместе искать наилучшее решение, Нэмор взялся разыгрывать перед Чарльзом оскорбленного короля. И все, что тому оставалось — терпеть и ждать, когда Нэмор сочтет, что приличия соблюдены и гневался он достаточно. Тогда они смогут поговорить как два взрослых разумных мутанта.

Выслушивая тираду Нэмора, Чарльз всеми силами хранил невозмутимость, но сдержать пытался не раздражение, а улыбку. Он слишком много работал с подростками. Маленькими волчатами. Детьми, отвергнутыми миром, отрастившими шипы и кажующиеся себе такими мудрыми и циничными. Нэмор был старше на добрые сорок лет, но в своей попытке возвыситься напоминал Чарльзу об учениках. О наиболее проблемных из них. О, эта уверенность в том, что познал жизнь, мир и все, что в нем только есть. Непоколебимая и вместе с тем болезненная.
Чарльз не собирался ни соревноваться, ни вестись на провокации, ни отвечать на каждое слово. Ему не нужна была победа. Только донести простую мысль.
— Я и пытаюсь. Лучше обмениваться предупреждениями, чем соболезнованиями.
Те самые неординарные силы еще в детстве показали Чарльзу, как связаны индивидуальное счастье и благополучие большинства. Для него последствия просто наступали раньше, вместе с чужими эмоциями, а не действиями, ими продиктованными.
Но дело, конечно же, не только в этом. Времена, когда Чарльз ставил все народы на одну ступень, позади. Приоритеты изменились.
Кракоа не вошел в свою полную силу. Многие мутанты, получившие приглашения, еще не прибыли. Они сомневались. Не могли просто бросить все, собрать чемоданы и шагнуть в ближайшие Врата. Да и мало их было, этих Врат. Не сформировались ни законы, ни правительство. В таком состоянии последнее, что нужно мутантам — скандалы и конфликты с ближайшими соседями. Единственными, от которых не получится даже уплыть.
Как Нэмор и сказал: Кракоа его не волнует, пока не мешает. Но иногда, чтобы мешать ему, достаточно жить вне воды. И из-за одного-двух неосторожных атлантов он вполне мог объявить войну двум миллионам мутантов, если сочтет это личным оскорблением. История решений Нэмора с тех пор, как он взошел на трон, только подтверждала опасения.
Ощутив еще одного мутанта поблизости, Чарльз невольно обернулся — через плечо, поддерживая игру в отстраненность, — и тут развернулся всем телом, увидев, как атланты тащат пленника. Прозрачный куб, наполненный воздухом, даже под водой был тяжелым — а, значит, скорей всего прочным, — и шел ко дну, а не всплывал к поверхности. Тюрьма, специально спроектированная для жителей суши.
Усталое безразличие, вплывшее в комнату вместе с кубом, сменилось резким взрывом узнавание и надежды.
«Тише. Не трать кислород».
Системы получения кислорода Чарльз здесь не видел. Объем куба был не так велик, а вялость пленника не говорила ни о чем хорошем. У них не так уж много времени.
Пару мгновений Чарльз молча смотрел на него, а потом повернулся к Нэмору. Тому все-таки удалось поколебать спокойствие Чарльза.
Кракоа сразу же объявил свои простые требования: если вы не один из нас, держитесь подальше. Атлантида же никогда не была склонна к диалогу. Ее жители полагали, что их надводные кузены неким волшебным образом должны узнать сами, откуда именно им держаться подальше, чего не делать. Они не согласовывали маршруты для научных экспедиций, не давали разрешения ныряльщикам, не развешивали знаки «купаться запрещено». Каждое погружение на глубину превращалось в опасную лотерею. Как прогулка по неблагополучному району.
Кракоа сразу же объявил, что мутантов должны судить только другие мутанты. После долгих десятилетий предрассудков и ненависти, они не могли доверять человеческим судам. Нэмор был мутантом. И, формально, соблюдал требование. Менее предвзятым он от этого не становился.
Он даже не сообщил ничего Кракоа. Ждал удобного момента, чтобы начать торги — вот как сейчас? Или считал себя выше? Не видел в Чарльзе того, кто достоин знать? Равного правителя?
— Насколько я вижу, его схватили твои люди, Нэмор. Не океан. Это умышленные действия разумного, а не трагическая случайность.
В своем роде, разумен был и Кракоа. Но его понятийная система и образ мыслей слишком сильно отличались от привычной, чтобы объяснить ему, что такое дипломатия. Даже с помощью Дугласа. Поэтому выстраивать отношения с островом в некоторых аспектах следовало, как со стихией или диким животным: соблюдать предосторожности, не надеясь на сочувствие и снисхождение. Он понимал одиночество и дружбу, но не ценность чужой жизни. Не знал, что такое мировое сообщество и чем оно может возмутиться.
Мутанта, которого привели подданные Нэмора, не кусала акула, не жгли щупальца медуз, его не унесла слишком быстрая подводная река. Нет. Его схватили атланты.
Первый порыв — спросить, какое преступление он совершил, ведь обращались с ним как с преступником. Чарльз одернул себя, оставляя Нэмору возможность представить все лучше, чем есть, назвать арест спасением, найти красивые слова. Возможность, которой, как он знал, тот не воспользуется.
Нэмор всегда стремился показать свое превосходство. Даже если ради этого придется выставить себя в худшем свете. Злее, равнодушнее, чем он есть на самом деле. Впрочем, для выросшего под влиянием сословной морали и идей превосходства своего вида, понятие «худшего», опять же, отличалось.
— Почему вы его здесь держите?
«По какому праву».
Рисковать чужой жизнью Чарльз не хотел и думал куда больше, чем говорил. Технология воскрешения еще не была отлажена, не представлена обществу мутантов. А даже когда будет — сможет ли Чарльз когда-нибудь спокойно смотреть, как гибнут другие?
Ни языковой барьер, ни плохая слышимость для телепата его уровня проблемой не были. Впрочем, пытаться влезть в головы подданных Нэмора, Чарльз из уважения не стал. А вот разума пленника-мутанта коснулся. Он ведь еще не знал по имени каждого на Кракоа.
Никола Конте. Молодой мутант с сардинского побережья, с легкостью студента, отправляющегося на пару лет за границу по обмену, променявший один тропический рай на другой. Его воспоминания были наполнены морской водой и мелководьем, но в этом не было ничего удивительного — он ощущал морскую живность. Не на уровне полноценного «разговора» с рыбами, ближе к слабой, спорадической эмпатии. Но что он делал так глубоко?
«Расскажи, как ты попал сюда».
Чарльз мог узнать ответ на свой вопрос проще. Но он хотел услышать версию Николы, понять его точку зрения, увидеть не только события, но и акценты.
А еще — успокоить. Показать, что Никола не один.

Но образ — вещь бестелесная, едва существующая на нашем плане бытия, всего лишь отражение соседнего — астрального. И потому Чарльз, не шелохнувшись, остался стоять на месте, когда поток воды должен был ударить ему в грудь, но прошел сквозь. В том, чтобы дождаться, когда Немор закончит свой капризный жест, и после не торопиться на выход, был определенный принцип. Желание напомнить, что его приказы ничего не значат, когда перед ним не один из его атлантов.
Даже жизнью заложника Немор не мог всерьез угрожать, ведь случись с ним что — и Чарльз явится уже затем, чтобы выполнить свою часть сделки с Вакандой. Сделки, им пока не принятой, но ставшей сегодня гораздо более привлекательной. Знать о ней Немор не мог, но пока он пытался диктовать условия, он не лишит себя единственного козыря.
Так в парадоксе неожиданной казни приговоренный доходит до осознания, что его палач никак не сможет выполнить условия приговора, а, значит, он будет жить. Пригласив Чарльза, Немор сам связал себе руки. Устроив сцену, дал время все обдумать и взять себя в руки.
— Итак, — вкрадчиво произнес Чарльз, — Ты в гневе от моего предупреждения, что наши границы нарушать не стоит, но считаешь, что можешь хватать тех, кто перешел вашу, без предупреждений? Ты ждешь, что остров, лишь недавно научившийся говорить на одном с нами языке, увидит разницу между атлантом и человеком и не тронет первого, но своих подданных зовешь стихией и не можешь — потому что не хочешь — одернуть в зеркальной ситуации.
Визор шлема мешал Чарльзу изобразить любопытство во взгляде достаточно выразительно, но он постарался передать это позой, наклоном головы, и выжидающей паузой.
— Хорошо. Я приду.
«Ничего не бойся. Ты вернешься домой с нами».
Так или иначе. Потому что больше ни один мутант не будет потерян навсегда.
Только теперь Чарльз исчез из тронного зала Атлантиды — на своих условиях, в тот момент, который выбрал он.

Поглубже вдохнуть, значит. Были среди мутантов и те, кто мог помочь Чарльзу с подводным путешествием. Но прежде всего ему была нужна помощь совсем другого рода. Ведь собственные моральные принципы, действительно, сильно ограничивали его в средствах.
«Кортес, — мысленно позвал Чарльз. Адресатом являлся не он, но добраться до его разума было не в пример проще, — приведи ко мне Магнето. Это срочно».
О нет, угрожать Чарльз не собирался — такие дела лучше оставить специалистам. В конце концов, в море полно не только рыбы, но и кораблей. Затонувших и стальных.
Возможно, стоило взять с собой Эмму или Ороро. Любую привлекательную пышногрудую блондинку. В их обществе Немор терял половину умственных способностей. Но Чарльз не собирался начинать строить отношения с обнаглевшим соседом с попыток угодить.

Отредактировано Professor X (17.11.2021 21:33)

В какой-то момент Эрик закрыл глаза. Сфера, которая поначалу двигалась строго вниз, стремительно набирая глубину, замедлила движение, а затем и изменила траекторию. Теперь она медленно плыла под небольшим углом, пока Эрик, хмурясь от напряжения, пытался сопоставить в своей голове сразу несколько не слишком-то подходящих друг другу образов. Двигаться вслепую ему было не привыкать, но никогда прежде это не приходилось делать, опираясь на восприятие животного, пусть и высокоинтеллектуального, пропущенное через разум Чарльза. Изображение, заботливо вложенное Чарльзом в голову старого друга, напоминало нечто среднее между дрожащими силуэтами, нарисованными в пространстве цветными линиями-столбиками эквалайзера, и плоским черно-белым изображением, неуклюже натянутым на 3Д-модель. Собственные воспоминания об океане и подводных глубинах бурно протестовали против подобной визуализации, так и норовя подбросить в причудливую картинку яркого-голубого цвета, суетливых пестрых рыбок и призрачных столбов света, пробивающихся сквозь толщу  морской воды.
А еще был электромагнитизм. Шестое чувство Эрика, опирающееся на одну из четырех фундаментальных сил вселенной и в большинстве случаев позволяющее ему даже в кромешной темноте нарисовать перед внутренним взором объемную и наглядную картинку своего окружения. Потому что у всего — почти всего — было магнитное поле. Дельфинов, сопровождающих сферу, Эрик видел как вытянутые переливающиеся электрическими импульсами силуэты, сотканные из нервов и увенчанные ярким, мягко пульсирующим уплотнением головного мозга. Не ускользали от его внимания и проплывающие мимо рыбы и морские млекопитающие.
Проблема была в том, что Эрик не «видел» ни воду, ни камни, если только последние не изобиловали той или иной рудой. Подводные постройки, которые не являлись плодами популярной в последнее время у атлантов биоинженерии, представали на внутренней карте Мастера Магнетизма не более чем неясными темно-серыми пятнами на черном фоне.
Увы, ввиду последних событий позволить Чарльзу интегрировать в собственный разум причудливое восприятие дельфинов стратегически было более выгодно, нежели проделать несколько лишних дыр в забавных атлантических домиках и неизбежно испортить отношения с их хозяином.
Даже немного жаль.
Впрочем, когда «кракоанские гости великого Короля Нэмора» добрались до окраины города, и Чарльз переключился с дельфинов на местных жителей, править сферой стало гораздо легче. Эрик с некоторым удивлением отметил, что плечи сами собой опустились, а слегка касающиеся холодных стальных стенок пальцы расслабились. Он и не заметил, что был так напряжен.
Не меньше удивило и гостеприимство Нэмора. Учитывая тон приглашения, ежели его вообще можно было так назвать, Эрик ожидал если не открытого столкновения, то, как минимум, соревнования в том, кто кому доставит больше неудобств. Однако Король Атлантиды в самом деле встречал их как дорогих гостей. Эрик, не присутствовавший при недавнем разговоре двух правителей, ненароком даже усомнился, не сгустил ли Чарльз краски, чтобы придать веса своим словам. В конце концов, Профессор Икс всегда был виртуозным манипулятором, а Эрик…
А Эрик с некоторых пор доверял ему почти что безоговорочно. Может и зря. Об этом он поразмыслит позже.
Ступив на твердую землю — а точнее, на гладкий каменный пол, покрытый сырыми пятнами и следами босых ног, оставшимися от слуг, — Эрик пропустил Чарльза вперед и протянул руку к сфере. Та поднялась из воды и на какие-то мгновения словно сама превратилась в воду, стремительно уменьшаясь в размерах, пока от нее не осталась лишь непримечательная горстка металлических шариков, тускло поблескивающих в свете украшавших зал биолюминесцентных светильников. Небрежно перекатывая шарики между пальцами, Эрик прошел вперед, со сдержанным интересом осматриваясь. Все эти цветные ветвистые кораллы, светящиеся грибы и водоросли, причудливые выступы породы, обточенные водой… В глубоководных интерьерах Атлантиды всегда крылось нечто совершенно особенное. Нечто бесконечно древнее и первобытное, независимо от того, какой век царил на поверхности.
Нэмор, кажется, действительно обрадовался ему. Куда больше, нежели Черльзу. Друзьями они никогда не были, но и врагами им бывать доводилось редко. Лениво перебирая в памяти все случаи, когда так или иначе имел дело с Подводником, Эрик видел прежде всего сотрудничество. В основном плодотворное и успешное, пусть и недолговечное.
Им бы не помешало возродить эту добрую традицию. По крайней мере, до тех пор, пока Кракоа не укрепит позиции.
— Разумеется, — коротко кивнув Нэмору, Эрик сжал металлические шарики в кулаке и незатейливо спрятал их в карман белоснежных брюк. — Это дело, вне всяких сомнений, стоит моего внимания.
Чарльз нервничал — и не слишком-то старался это скрыть. В слегка нахмуренных бровях и собравшихся на лбу складках отчетливо читалось: «Нэмор, какого черта?». Эрик, который весьма смутно себе представлял, какого именно черта сотворил Нэмор, изредка поглядывал на старого друга в расчете на пояснения — хотя бы мысленные, — но тех не последовало. Судя по всему, Чарльз был слишком занят собственными переживаниями.
Что ж. По крайней мере, пленник был жив, одет и, кажется, даже накормлен. Более счастливым он от этого не выглядел, но счастье, как писал небезызвестный Маслоу, второстепенно, пока не удовлетворены базовые потребности. В данном случае пирамида просела на безопасности. Задумай Нэмор неладное и реши вдруг, к примеру, обрушить потолок на головы мутантам — и Эрик мог гарантировать, что выживет он и Чарльз, а вот за сохранность юноши, увы, не ручался.
Последний комментарий Нэмора Чарльз также проигнорировал. Задумчиво хмыкнув, Эрик последовал его примеру и занял одно из двух предложенных кресел — подле Короля. Яства, которыми тут же оказался заставлен стол, выглядели, чего греха таить, не хуже, чем в самых престижных рыбных ресторанах поверхности, а по вкусовым качествам наверняка многократно превосходили их. Разве стал бы правитель Атлантиды жевать резиновые гребешки или переваренные креветки? Вздор какой, право слово. Вздор, который непременно стоил бы повару головы.
А ведь и правда забавно, наверное, было наблюдать за ними с Чарльзом со стороны. Лучшие друзья — и старейшие враги одновременно, они то сходились, то расходились, чередуя периоды взаимной неприязни, щедро приправленной тоской по совместной работе, с временами мира и взаимопонимания вплоть до того, что жили под одной крышей. Эрик помнил, как буквально распял Чарльза на кресте на проспекте Магды. Ровно как и помнил, сколько раз готов был пожертвовать жизнью, чтобы спасти его.
И вот они здесь. Снова вместе, снова вдвоем, снова строят что-то великое. И на сей раз у них нет ни права на ошибку, ни возможности отступить.
А значит — пришло время переговоров. Уперев руки в столешницу и сцепив пальцы перед лицом, Эрик уперся взглядом в огромного лежащего перед ним лобстера на салатных листьях. За обычными ежедневными хлопотами он снова не пообедал, и от того угощения казались особенно аппетитными. Убедиться бы еще в том, что они не отравлены. С Нэмора станется сперва радостно приветствовать гостей, а затем скормить их посиневшие от интоксикации трупы рыбам.