16.08

Росомаха громко выдохнул – как если бы всплыл со дна океана набрать воздуха – жадно и как можно больше. Только набирать, казалось, было нечего. Воздуха чертовски не хватало. Такое ощущение, что на голове был тугой обруч и сдавливался он сильнее с каждым неловким движением. Духота. Первое, что он смог ощутить, как только открыл глаза – невыносимая, давящая духота. Затем в нос ударила вонь от разложения – разложения собственного тела. Тесно. Темно. Хреново. Незнакомо. Где он? Что он помнит? В голове туман из фрагментарных воспоминаний – кажется, он выполнял очередное дело в рамках своей программы. С кем? Когда?.. Что случилось? Какого… Росомаха попробовал привстать, но задел головой верх притолоки – или что это там было. Зарычал от раздражения, машинально хотел вскинуть руку, чтобы загородиться и потереть лоб, но стукнулся костяшками пальцев о что-то другое, застряв ладонью между стенкой и бедром. Грязно выругавшись про себя, согнул стопу – со стороны ноги тоже грань – и сердито пнул стенку пяткой. Грёбаная темнота, где ничего не видно, но понятно было только одно: он заперт во всех плоскостях. В чёртовой тесной коробке.
Первая мысль, самая дурная, но самая вероятная и инстинктивная, могла быть проверена только единственным способом. Сжав зубы, Росомаха сумел устроить руку на животе, задержал дыхание – понимая, что воздуха здесь нет, а подыхать и заново регенерировать отмершие от нехватки кислорода клетки мозга было занятием сомнительным для удовольствия и времени. Направляя кулак кверху, выпустил когти. Адамантий беспрепятственно вспорол коробку – судя по запаху, древесина, сталь и какая-то смесь полимеров, которые тут же перебили застоявшийся запах разложения. Зажмурившись, он мысленно отсчитал пару секунд, а затем повёл рукой к стопам. Хлынувшая вязкая земля мгновенно подтвердила его предположения – это гроб. Хренов гроб. И похоронная процессия состоялась явно не вчера.
Росомаха чувствовал, что до потери сознания времени у него мало – как и то, что положение его паршивое; сырая земля не играла на руку. Смещая центр тяжести, рванул кулаком кверху, затем вспорол крышку второй, образуя дыру, в которую стремительно набивалась земля. Сцепив зубы, незамысловатыми движениями молча отталкивал её под себя, под колени и далее к ногам. Когда в ногах образовался плотный вал, Росомаха, подтягиваясь руками, начал вставать, сопротивляясь хлынувшему потоку земли. Холодная, вязкая и липкая, как глина, она затягивала вниз, заполняла собой пространство, придавливала книзу. Вверх, вверх – только вверх, иначе всё напрасно, иначе он утонет здесь. Разгребая руками почву, он сумел занять относительно вертикальное положение и навалился грудью вперёд, чтобы не свалиться обратно. Ещё один рывок наверх. Последний. Ещё один…
Громкий вдох – настоящий, насыщенный, полный свежего воздуха. Оказавшись над землёй, Росомаха по-рыбьи хватал воздух с несколько секунд, чтобы унять в висках нарастающую боль. Затем, ловко орудуя когтями, как ледорубами, вытянул себя из-под земли и откатился в сторону, подставляя лицо тёмному небо. Он был выучен – нет, запрограммирован – не давать слабину в самых тяжёлых ситуациях, но сейчас ему было необходимо продышаться и выплевать всю землю, что скрипела на зубах. Так и лежал, тяжело дыша, словно уставший после охоты зверь. Зверь… это он. Животное. Кажется, так его называли. Кто? Люди в униформе. Он не мог вспомнить их очертания, но хорошо помнил их запахи, практически ощущал у себя в голове. Запахи – и все эмоции, которые они вызывали: постоянное ощущение загнанности, чувство клетки вокруг, злость и ярость, отчаянная боль и жажда защититься. Жажда их крови.
Последнее ощущалось особенно чётко.
Заставить их выть, порвать их в клочья – этот звериный инстинкт, впитавший в себя уже и нечто по-человечески осознанное, работал сильнее всего.
Росомаха сбросил с ноги ненужный ботинок – второй застрял где-то под землёй – и поспешил прочь, подальше от неизвестной ему могилы, подальше от причудливых запахов, которые казались вовсе не чужими. Вперёд – туда, откуда несло резиной покрышек и асфальтом, металлом и ржавчиной. К дороге. Он найдёт себе автомобиль, на котором его учили ездить, а затем выследит их. Как-нибудь.

Отредактировано Wolverine (02.04.2019 18:08)

Росомаха спешил. Стягивая с себя на ходу впитавший запахи разложения пиджак, отряхивая некогда белую рубашку, которую тоже бросил где-то в кустах, спешно – почти бегом – стремился к шоссе. Туда, откуда шёл чёткий запах резины, выхлопов и тёплого асфальта.
Выбравшись на обочину, он лениво обернулся на просигналившую мимо фуру. На скорости она подняла столб пыли и взвинтила в воздух смесь запахов. Росомаха принюхался и зарычал – нужного среди них не обнаружил. У него был острый нюх, но он всё еще не знал, как выследит тех, кто запирал его в клетке, не имея никаких следов. Жажда их крови казалась невосполнимой, и лучше бы ее хоть сколько-нибудь утолить: голодный зверь всегда опасен.
В отдалении забрезжил слабый свет двух огней – они катили медленно, расширяясь от точек до двух чётких кругов, а затем и фар. Росомаха вышел на полосу, уверенно зашагал навстречу.  Автомобиль, который делал от силы сорок миль за час, среагировал довольно поздно – водитель даже посигналить не успел, а тут же выкрутил руль и вдавил по тормозам. Поднялся пронзительный визг колёс, машину занесло на обочину, красный «жук», предварительно отхватив адамантиевыми когтями по капоту, влетел в заграждение. Несколько мгновений было слышно только остывающий мотор, а затем из автомобиля выбрался человек – выше на две головы, в джинсовой куртке и очках.
– Ты что, охренел?! Эй, я к тебе обращаюсь, кретин!
Росомаха глухо зарычал. О, он прекрасно всё слышал – и по интонации и общему волнению понимал, что человек сердится. Но... ему откровенно было плевать. Он зашагал навстречу, держа руки наготове.
– Дорогой, садись в машину, давай уедем... – женщина, оказавшаяся на пассажирском сидении, понимала куда больше. От нее Росомаха улавливал тревогу. Ну хоть одного из них смутил вид босоного коренастого заросшего мужика в одних брюках. – Сэр, Вы в порядке?..
– «Садись в машину»? Посмотри на бампер, все всмятку!
– Дорогой, пожалуйста...
– Эй, ты, хрен! Слушай сюда, мудак... Аааа!
Между «мудак» и «аааа» Росомаха подобрался вплотную и обнажил когти, безальтернативно намекая, что ему под руку лучше не соваться. Незадачливый водитель громко взвизгнул, когда когти вспороли воздух возле его уха, а пальцы грубо ухватились за край ворота. В следующий миг водитель полетел через обочину куда-то в кусты, а его спутница поторопилась следом без посторонней помощи. Сообразительная, однако.
Оказавшись в салоне автомобиля, Росомаха сморщился от новых запахов, среди которых самым ярким был горький дым; после секунды замешательства он сдал назад и затем резко рванул машину прочь, по пустому шоссе.
Натужно тарахтевший «жук» едва осилил две мили, прежде чем зачахнуть окончательно. Похоже, Росомаха вспорол когтями не только крышку капота. Хмуро взглянув на себя в зеркало заднего вида, Росомаха оскалился и выбрался наружу, бросив машину прямо на проезжей части. Ничего – найдет другую, тем более, что запах бензина стал настойчивее. Бензина, жареного мяса, лука... И?... Что-то горьковатое, но приятное. Спирт. Точно спирт. Росомаха принюхался к вечернему воздуху, отделяя одни ароматы от других, и направился в ту сторону, откуда несло едой. Как голодный зверь.
Вся эта мешанина запахов вывела его к небольшой провонявшей перегаром и потом кирпичной коробке у дороги, ведущей от шоссе через съезд. Придорожное кафе с припаркованными байками и парой огромных фур. Росомаха окинул пристальным взглядом мотоцикл, снял с висевшей на ручке кожаную безрукавку, украшенную черепом на спине. По странной интуитивной памяти – будто это было все в другой жизни – он примерно знал, что ему надо делать. И даже сел бы и поехал прочь, гонимый жаждой мести, если бы не эти запахи сосисок, от которых нутро сводило: голод был настолько сильным, будто он не ел целую жизнь.
Росомаха отпустил ручку байка, снял стопу с ножной подставки и решительно направился в кафе. Внутри сомнительного вида заведение вполне соответствовало той карте запахов, по которой он сюда явился: кругом уставшие, хмурые люди, от которых несло маслом, бензином и дорогой, расставленные по всему залу кружки по спиртным, табачный дым. Люди курили, тихо разговаривали, играли в бильярд, кто-то развлекался в туалете. Росомахе не было до них никакого дела – он только хотел есть. Настолько сильно, что бесцеремонно навалился на дверь кухни за барным прилавком.
– Йо, мужик! – бармен опешил, завидев босоного посетителя. – Туалет в другой  стороне... – Росомаха, не обращая внимания, толкнул дверь. Есть. Он хотел есть. – Чёрт!.. Эй! – бармен бросил полотенце на стойку и рванул к нарушителю. – Здесь только для персонала... – он положил руку на плечо на Росомахе, а в следующий момент перелетел через его голову, плашмя ударившись о пол. Бармен охнул, а затем завизжал, когда вновь открыл глаза и увидел руку с занесенными когтями.
В зале как по щелчку синхронно отодвинулись стулья, любопытные и небезразличные – или, вернее, те, кому не терпелось ввязаться в драку – повскакивали с мест.
– Э, какого хрена происходит?
– Да это же мутант...
– Вы видели?
– Эй, ты, проваливай, пока не!..
Но кто-то оказался менее сдержанным и на слова не растрачивался – кафе оглушило звуком выстрела. Кольт. Тяжёлой оружие, особенно с короткой дистанции. Бьёт так, что человека отбрасывает на спину – только Росомаха человеком не был, и, глухо зарычав, начал медленно оборачиваться назад, наглядно демонстрируя присутствующим, как работает его исцеляющий фактор, как стягивается кожа на голове, где пуля оставила глубокую кровавую борозду. Зря это они.

Отредактировано Wolverine (27.04.2019 10:09)

След от пули вышел уродливым – глубокий рваный канал от края затылка до виска, где торчал кусок металла, не сумевшего пробить адамнтиевый скелет. Росомаха глядел исподлобья на ужас и страх в глазах толпы, которая с замиранием и тихо – так, что было слышно только старый радиоприёмник и звуки срастающейся плоти – наблюдала за тем, как кожа выталкивает инородное тело, как скомканный свинец с характерным звуком падает на пол и закатывается куда-то под барную стойку. Бармен, распластавшийся под ногами, лишился чувств. Разбавленный потом и перегаром запах пороха смешался с запахом страха – и человеческой мочи. Росомаха резко вскочил, как взведённый, выпрямляясь в весь свой скромный рост и скаля зубы. Он их не трогал. Они сами начали. Напали. Думали, что прибили зверя, но всего лишь сделали его ещё злее. Растерзать их в ответ... Крови... Перегрызть их, пока они не... Не что? Чёртова мешанина в голове, словно кто-то щёлкнул тумблер. Животный инстинкт, проявленный в самой пиковой его точке, заглушил все прочие чувства.
Глухое рычание. Росомаха решительно отступил от обмякшего тела бармена в сторону зала Перепрыгнуть через стойку и пустить на фарш замешкавшегося нападавшего, однако, ему не позволяли дальнейшие события: сначала в общую вонь придорожного кафе примешался новый тонкий запах, совершенно чужой для здешнего места, но в то же время казавшийся знакомым лично ему, Росомахе, а с ним в голову ворвался странный вихрь ощущений. Он знал – должен знать! – этот запах... растерзанная память сигналила, что это кто-то хорошо знакомый. Не чужак. Свой? Он не мог понять собственного мироощущения, которое внезапно отдалилось от происходящего и сузилось до каких-то дюймов, когда незнакомец – вернее, незнакомка – сократила между ними расстояние. Росомаха принял оборонительную позу,  по привычке и из осторожности обнажая клыки и сжимаясь в пружину, но не нападал.
Джеймс?
Нечто странное заёрзало внутри. Он не знал этого имени, но оно казалось таким... привычным? Незнакомка приблизилась вплотную, протянула пальцы. Росомаха недоверчиво отклонился назад, не даваясь в чужие руки и сохраняя расстояние.
Логан... Логан?
Он не был уверен, говорила ли она с ним – с Росомахой, с Оружием. Он не знал этих имён, не помнил, но почему-то чувствовал, что они знакомы. Тем не менее, незнакомка обращалась именно к нему: если имена и звучали непривычно и одновременно знакомо, то глаза её прятать правду не могли; а именно в них он внезапно для себя – для одиночки и цепного пса – обнаружил не страх, не неприязнь не стадное желание затравить зверя, а что-то тёплое, дружелюбное, со светлой тоской. И запах. Он уже слышал его сегодня, когда выкапывался из могилы. Кто же она такая?..
Просто зверь сказать не может – и потому Росомаха молчал, прислушиваясь к единственно верным животным чувствам: к запахам, к чужой динамике движений, к собственным инстинктам. Незнакомка двигалась плавно, словно боялась его спугнуть, и он это принял за знак расположения, хотя и продолжал стискивать зубы и отклоняться назад, уже вжимаясь запятнанной рубахой в барный шкаф. Её лицо казалось знакомым. Волосы. Глаза. Руки. Глубоко внутри что-то сжималось в приятный ком, но призывало держать расстояние. Кто она?..
Он ни сказал ни слова. Да и не смог бы, потому что животные не разговаривают – животные рычат. Росомаха взвыл, но больше от ярости, чем от боли, когда в кафе раздался второй выстрел, а следом и третий, и четвёртый – и так до шести, пока в барабане магнума не останется ничего, кроме запаха пороха и тёплого железа. Просвистевшие пули прошли сквозь плоть; одна из них застряла под ребром, другие вышли навылет и подняли звон битого стекла. Теперь во всей этой вонище усиленно несло спиртом и кровью. Росомаха, потерявший равновесие под инерцией выстрела, отшатнулся на пару шагов, являя малоприятное зрелище. Рубашка тут же пропиталась красными пятнами, но исцеляющий фактор делал своё дело. Гнев – тоже.
Громко взревев, Росомаха позабыл напрочь о незнакомке и ринулся мимо неё в толпу на обидчика, у которого бывшая улыбка обернулась печатью ужаса. Достать его. Растерзать в клочья, чтобы он никогда больше не стрелял в него. И когда незадачливый стрелок понял, что его поступок был более, чем просто идиотским, Росомаха полоснул когтями по чужой кисти, усекая пальцы до жалких обрубков. Кровь хлынула фонтаном, а последнее, что возникло на лице стрелка, прежде чем он истошно заорал – неописуемый и дикий страх.