Игровой GPS ▼
Игровой GPS ▼
Marvel: All-New |
Привет, Гость! Войдите или зарегистрируйтесь.
Вы здесь » Marvel: All-New » Завершенные эпизоды » [aeons ago] The world turned upside down
Возраст: 28/~;
Сторона: одиночка;
Сверхсилы: асгардийская физиология, магия, всеязык, решение чужих проблем.
|
[nick]Sigyn Alvarsdóttir[/nick][status]Богиня Верности[/status][icon]https://i.gyazo.com/630edf58bdf9b7d029169bb4967bec09.jpg[/icon][sign]Золото мое - листья ломкие на ветру,
Серебро мое - словно капля росы костру.[/sign][info]Сигюн Альварсдоуттир
Возраст: 30/~;
Сторона: Локи и Асгард;
Сверхсилы: асгардийская физиология, магия, всеязык.[/info]
Отредактировано Sigyn (21.07.2018 14:24)
Возраст: неизвестен;
Сторона: семья;
Сверхсилы: физиология, во многом схожая по особенностям с йотунами/асами за вычетом внешнего вида. Бессмертие. Шейпшифтинг. Всеязык. Магия. Endless Knights.
— ...Мне теперь очень и очень интересно, а что было бы, если бы мы это сначала отцу рассказали.
— ...Бездонный сугроб?
Нарви смущенно чихнул, не зная, что было вероятнее — восхищение, смех гораздо более опытного мага над их фантазиями и идеями или еще одна полновесная выволочка — и, судя по всему, это было наиболее вероятно. А еще одной выволочки после такого унизительного раздрая ни за что уже не хотелось вдвойне, но присутствовало холодное такое опасение, холодное и липкое, что дедушка после этого сам его организовывать пошел. Дополнительно. Чтобы наверняка поняли. И пока они домой первыми не вернулись со своей версией событий — и не факт, что менее правдоподобной, чем его собственная.
Хоть объяснил бы нормально, за что взъелся...
— Жалко.
— А?
— Это ведь могло быть столько интересного! Это... это ведь не просто наносить на пергамент уже известные вещи и всё то, что есть вокруг, мы могли бы писать и создавать новые истории, которые так же оживали бы в мире, даже исправлять ошибки, и...
— ...И я посмотрю, что Один с тобой теперь сделает, если ты попробуешь объяснить ему это второй раз.
Вали с многозначительным видом выковырял из мокрых волос умолкшего брата отсыревшую веточку, потянувшую за собой длинную нитку безбожно слипшейся тины. Усилия некоторой заботы не стоили того. Они оба были с ног до головы в тине. Легко и просто выводиться она не возжелала, возмущенная сначала вторжением в своё обиталище, а затем еще и незапланированным похищением оттуда.
— Нам велели навсегда забыть об этом.
— Потому и жалко.
— Угу.
Некоторое время сникшие мальчишки шли по сумеркам золотеющего леса в многозначительном молчании, периодически ловя на себе цепкие вороновы взгляды. Хугин и Мунин даже и не старались особо скрывать своё присутствие, тем не менее, не давая и ответов на молчаливые вопросы провинившихся. И тем было решительно неясно, это Один решил проконтролировать, что урок они усвоили и к этой идее больше не вернутся, или сгоряча опомнился и отправил пернатых проверять, выплыли ли сорванцы из недружелюбного водоема, куда он в порыве чувств в итоге зашвырнул их вон из зала.
К счастью, не слишком далеко и не в слишком плотоядное место. Ближе к дому они всё-таки придумали, как избавиться от прилипчивых водорослей, но по приходу вид у мальчишек всё еще был достаточно помятый для того, чтобы к нему приложился красочный и многогранный рассказ о падении в озеро, в котором не фигурировали ни Всеотец, ни злополучные Руны, даже окрещенные невинными каракулями. Потому что чем бы Один ни был так взбешен на самом деле, Локи и Сигюн он явно ничего об этом не сообщал, а это, на самом деле, говорить могло уже о многом само по себе.
Бдительный взгляд хищных птиц ощущался на затылках еще какое-то время, но в итоге исчез без следа, давая понять, что, что бы там ни было, вечно он не собирался за ними следить, да и пернатые рано или поздно потребовались бы где-нибудь еще. А урок должен быть усвоен.
Вместе с воронами исчезло и чувство неоправданного угнетения, поскольку от идеи жалко было отказываться. Казалось даже непростительно. Она преследовала как всякое вдохновение, посаженное обстоятельствами в клетку, которое разгулялось еще краше, лишившись надзора. Клетка впечатлений и приказа была крепка. Но сразу двух узников сдерживать она смогла всего несколько лун.
За одним из скучных зимних вечеров последовала ночь, где Вали растолкал Нарви и, не дожидаясь, пока тот окончательно проснется и проморгается, тонкой линией света вывел неровный и нескладный пока еще узор, который брат в итоге всё-таки расшифровал как нечто схожее со словами: "Мы никому об этом не расскажем". Вслух об этом с тех пор в самом деле никто не говорил, но общие идеи, особенно яркие, тем и опасны — если их помнят, то они живут и развиваются дальше. А разбитое можно восстановить и сделать еще лучше.
Очень много лет спустя...
С течением времени идея не забылась, а лишь расцвела буйным цветом до той степени, что с какого-то момента и прятать её приходилось уже не в замке. Некогда кривые несуразные знаки обрели изящество, форму и, главное, четкий смысл и значение более чем осмысленного языка, имевшего более чем реальную силу в этом мире. Братья не спешили, прорабатывая каждый знак до совершенства, постепенно дополняя воссоздаваемый (как они уже позже заподозрили) алфавит, находя новые его значения как в снах и видениях, так и во всём окружающем. Ко времени, когда бесконечной, казалось бы, работе наметился конец-край, Нарви и Вали были уже не живущие фантазиями дети, а количество выкованных магией знаков ввергло бы Одина уже даже не в ужас, а сложно сказать, во что. Но это не казалось преступлением, в конце концов, такой инструмент мог принести и много пользы. Вместе с ним по дороге вперед приходили и знания. И чем дальше дело шло, тем больше сами братья начинали понимать, что все эти их безмерные труды использовать попросту нельзя. Слишком дорого могла всему стоить любая ошибка в написании. Их собственные пробы пера ограничивались мелочами, но и эти мелочи давали достаточно богатую пищу для размышлений и сомнений.
Тем не менее, секрет оставался секретом и оставался бы им еще долго. Но в какой-то момент Нарви передумал, попросту отчаявшись привлечь к себе внимание и захотев доказать, что обещания — не просто слова, а Слова. Вали и тот перехватил его, лишь уловив рассеянные и вместе с тем яркие хвосты конкретных мыслей. И это веское возражение чуть не окончилось первой за века полновесной дракой между ними.
Вскоре после этого Вали предупредил родителей, что, вероятно, прогуляется до дальних знакомых и исчезнет на пару дней, на деле он просто решил припрятать в укромном и надежном месте несколько рун, без которых затея Нарви станет логически невыполнимой, а быстро воссоздать он один их уже не сможет, будет больше времени как-то иначе решить эту проблему. Но сейчас для этого следовало забраться подальше, в горы.
И вернулся домой как раз вовремя, чтобы застать явление Одина, визуально которого описать сейчас было... сложно, как и вообще обстановку кругом, особенно если до кучи глянуть на своё собравшееся встречать его семейство.
— Всеотец? — вопросом поприветствовал его Вали, еще раз глянул на своих и всё-таки рискнул уточнить: — Что происходит?
[nick]Vali Lokison[/nick][status]Storyteller[/status][icon]https://b.radikal.ru/b22/1806/a7/2c07041ab8e4.jpg[/icon][info]Вали Бог Историй
Возраст: 25/~;
Сторона: Асгард;
Сверхсилы: нечеловеческая физиология, магия, всеязык, Слова.[/info]
Отредактировано Agamemnon (29.06.2018 02:23)
Возраст: солидный;
Сторона: ничья и своя;
Сверхсилы: manifestation of stories and beliefs, shapeshifter, magician, asgardian and jotun.
— Вот и одно лживое исчадие из тени выползло. Выходит, и второй недалече — двоих проще разрубить, нежели разделить!
От веселья Одина шарахались бы камни, не будь на каждом здесь окрест заклятья Локи. Оскал Гримнира происходил из предельной ярости, не из довольства. И сама твердь готова была пасть ниц пред жутким ликом Всеотца.
— Где брат твой, отвечай, воронье мясо! — земной судорогой покатился голос Одина вперёд его жестоких рук, норовя сбить с ног прибившегося к отчему порогу Вали.
Но не добрался — ни слова Силы, ни хватка. Дорогу им скользящим шагом заступил Лофт, и не того он был рода что по принятию, что по рождению, чтобы в собственном доме покорно принимать напрасный гнев. Он и от праведного-то всякий раз уходил со смехом. А тут и вовсе встал — не обойти, не сдвинуть.
— Остынь, отец. Ты под моей крышей возводишь вину на моего сына, но срамишься досказать, в чём она. По таким законам нынче живёт золотой Асгард, как даже меня горячей рукой не судили?
Текучая речь Кузнеца Бед волной разбилась о железный бивень ярости Вотана. Тот встал на месте, впервые с самого начала времени, когда были наречены времена суток, теряя речь.
Почуяв это как волчица — кровь, Локи продолжил, не оборачиваясь к сыну:
— Кто эта женщина, что по твоим словам стерпела обиду от Нарви? Кто эта Фригг, чьего рода, что ты за неё в ответе, но не родня?
В иное время стихийным бедствием на берега Морморы рушился Тор, такой же радостный в праведной ярости воина. И поначалу Локи обманулся, почуяв у ворот своего замка гостя с бедою на закорках. О госте молчали знаки в небе, в вещем огне и в брошеных рунах. Никого не ждала в этот день угрюмая крепость, нависшая над морем.
Отерев руки узорной ширинкой, Хведрунг поднялся из подземелья, где бился над в кои-то веки мирным вопросом. В конце всхода его встретила Сигюн, и весь её вид говорил: запри все окна и двери, запри и не пускай беду. Но эта женская тревога только разозлила Локи, и без того недоброго, раз его вынудили бросить ремесло. Кто он таков, чтобы бегать от собственных ворот, в конце концов? Ему покорна магия всех краёв Иггдрасиля.
Развернувшись на пятках так, что плащ завернулся полукольцом, Локи вышел к воротам, и уже на полпути понял, что никакой запор бы не помог ему, вздумай он последовать бабьему страху. То не цверги придумали как отделить голову от тела, не тронув шеи. То не лихой гигант вздумал мстить отпрыску Лафея за что-нибудь. То был сам Один. Не частый гость в этих краях, прямо скажем.
— Где сыны твои, Локи? — ещё не переступив порог, начал Один, неприятно озадачив приемыша. Интерес Всеотца ко внукам был явлением не многим более частым, но как правило — неприятным. Ещё не успел Йормунганд опоясать земной шар под толщей солёной воды. Ещё не вытащили меч, на потеху асам вставленный в пасть Фенрира. То были дети, осуждённые за грядущие преступления.
— И тебе поздорову, отец, — ответил Локи, блюдя закон хозяина, и озадачиваясь ещё более — поскольку это в придури Гангари-“путника” было испытывать гостеприимство, а не нарушать обычаи самому. — Будь моим гостем. Мой дом — твой дом. И кто из моих детей тебе потребен?
Почти вызывающая вежливость с Гримнира сошла как кровь с топорища. Сверкнув единственным глазом, Один шагнул во двор, и Локи уже пожалел о том, что позволил это ему. Но — будь иначе, Всеотец вошёл бы силой. Теперь же, приняв Одина под кров, Локи связал отца его же собственным законом. Дай-то небо, чтобы этого оказалось достаточно.
— Твой сын Нарви отнял Фригг у меня, у тебя, у неё самой! Он преступил каждый из существующих законов! Я требую его жизнь! — грохотал Один несколько позже, перед самым приходом Вали, в тёплой зале с зажжённым в очаге по центру огнём. А Локи силился припомнить это имя, не зная за собой обычая забывать женщин, с которыми делил постель. Тем более, если они ещё и Фрейю подменяли в чертогах Одина.
И только ограждая Вали от гнева Всеотца, Локи начал улавливать неверные звуки в беде, что принёс с собой Один. Будто бы кто дул в надтреснутую флейту, и оттого знакомая мелодия выворачивалась уродливым напевом.
Но не то было время, чтобы пытать себя и едва уловимую фальшь, когда Всеотец, казалось, вот-вот презрит гощение и возьмётся за бьющее без промаха копьё.[nick]Loki Laufeyson[/nick][status]God of Mischief[/status][icon]https://i.imgur.com/qGmzbIF.png[/icon][sign]do you wanna play a game?[/sign][info]Локи Лафейсон
Возраст: 40/~;
Сторона: своя;
Сверхсилы: silver tongue, sorcery, psionics, shapeshifting, allspeak, jotun physiology.[/info]
Отредактировано Noname (09.07.2018 07:06)
Возраст: 28/~;
Сторона: одиночка;
Сверхсилы: асгардийская физиология, магия, всеязык, решение чужих проблем.
Дом – не замок, не крепость и не твердыня, но всегда только дом, – первым почуял угрозу в тихом шелесте окружавшей его листвы, в мягко касавшемся камней ветре, в яростных волнах Морморы, и от него уже это ещё не знание, но тревожное ожидание передалось Сигюн. Дрогнуло на кончиках пальцев, скользнувших мимо ладного глиняного горшка, словно в спину кто подтолкнул или скользнула под ногами проворная кошка, и рассыпалось остроконечными лепестками осколков. Она так и замерла над ними, всматриваясь, словно в брошенные руны, но ничего там не было, и асинья, помедлив, собрала осколки в грубую тряпицу, стянула на той тугой узел да похоронила в крохотном саду у южной части дома, повторяя обережные слова. Пусть даже беда, тяжело ступавшая к их порогу, смеясь переламывала каждому её защитному наговору кости и измалывала их в мелкое крошево.
За бедой этой не шла следом разрывавшая небо гроза, до каждого громового раската знакомая.
Всё, за что не бралась теперь Сигюн, не ладилось у неё; рваными стежками ложился узор, путалась пряжа, шли трещинами стеклянные бусины, не желавшие носить в себе этот ветер. В довершение мелких неприятностей пропала одна из её любимых фибул – тех, что подарил ей Локи, теперь недобро скалившийся её тревоге, – и другая пара мнилась неправильной, не к месту и не к случаю. Встречать настолько высокородную напасть следовало в лучшем платье, с обхватывающей шею нитью из янтаря и костяных бусин – и с щитом из священного дуба, усыпанным рунами и самим мастером Брокком заговорённым.
Но к моменту, как Всеотец действительно явился, руки её с силой впивались в резной кубок, наполненный пряным мёдом, до белых костяшек вгрызались в него и почти не дрожали, когда Сигюн предлагала гостю напиток. Он смерил её взглядом – он всегда так смотрел, словно бы вспоминая, что в семье его есть и такая женщина, словно бы однажды не её заступничество восхитило его так, что он нарёк её богиней, – и она ответила ему тем же, вынуждая принять этот скромный дар и до того момента не отводя и не опуская глаз.
Он прибыл пешим, и землю перед домом не вздыбливал мощным копытом Слейпнир, для которого в её саду всегда росли самые сочные и вкусные яблоки. Сигюн замерла на пороге, всматриваясь в убегавшую за горизонт дорогу и прося у неё и у неба, чтобы сыновья её сегодня заблудились, и она увела их поодаль от отцовской крепости. Но дорога впервые не слышала её, и на небо набегали мелкие смурные облака, заслонявшие солнце и расстилавшие по земле обманчивую прохладу.
– Ты требуешь жизнь моего сына, – Сигюн, уставшая молчаливой и безъязыкой тенью стоять за плечом Локи, выступила вперёд, и голос её был негромок, но твёрд. – Но чем подкрепляешь ты свои слова, Всеотец?
Она слышала шаги – это Вали вернулся домой, и лучше бы ему было заплутать, лучше бы ему было зацепиться за очередное хорошенькое лицо где-нибудь там, где не дотягивалось до него слово Одина. Было ли вообще такое место во всех девяти мирах? Хеймдалль видел всё – от золотых залов Асгарда до пепелищ Мульспельхейма, от Мидгарда и до Хельхейма, – и он верно служил её свёкру и его трону. И никого Сигюн не ведала из тех, кто ускользнуть мог от его взора, стиравшего даже плетение чар Локи.
– Отчего мы должны верить тебе? – Сигюн мягко ступила вперёд, будто бы и не боясь гнева Всеотца. В конце концов, дом этот принадлежал и ей тоже, и по праву и по заслугам она считала себя его хозяйкой, и потому Один был и её гостем тоже. И его обвинения румянцем ложились на бледное лицо асиньи, угольками загорались в светлых её глазах, делая Сигюн словно бы выше. – Никто из нас не ведает, кто такая эта Фригг, о которой ты говоришь. Отчего назначаешь ты виру кровью, не золотом, за преступление, о котором молчит Асгард?
Она обратила свой пылающий взор на Вали и за ним – на Локи, подкрепляя тем свою уверенность. Если сыновья её и обидели какую женщину или девушку, то Сигюн первой проучила бы одного, второго или обоих. Но сейчас она хмурилась, и ладони её перехватывали ледяные с дороги руки старшего сына, и холод этот беспокойством распространялся до самого сердца асиньи. Он был здесь, но где отражение его, Нарви? Сигюн привыкла, что сыновья её были всегда вместе, что ни её любовь, ни отцовское внимание не посеяли меж ними вражды, что тайны они с самых ранних проказ делили надвое – как и наказания за них. Что изменилось теперь? Что она просмотрела, позволив им быть взрослыми, и потому – свободными?
– Знаешь ли ты Фригг, о которой говорят Всеотец и Локи? – тихо спросила она, внимательно всматриваясь в лицо Вали и ловя там малейшие намёки на притворство. – Знает ли Нарви кого-то, кто носит это имя?..
[nick]Sigyn Alvarsdóttir[/nick][status]Богиня Верности[/status][icon]https://i.gyazo.com/630edf58bdf9b7d029169bb4967bec09.jpg[/icon][sign]Золото мое - листья ломкие на ветру,
Серебро мое - словно капля росы костру.[/sign][info]Сигюн Альварсдоуттир
Возраст: 30/~;
Сторона: Локи и Асгард;
Сверхсилы: асгардийская физиология, магия, всеязык.[/info]
Отредактировано Sigyn (06.07.2018 01:27)
Возраст: неизвестен;
Сторона: семья;
Сверхсилы: физиология, во многом схожая по особенностям с йотунами/асами за вычетом внешнего вида. Бессмертие. Шейпшифтинг. Всеязык. Магия. Endless Knights.
Тревога пробиралась куда-то внутрь еще по мере приближения к неприветливой крепости, которая для него была таковой лишь со стороны. Тревожные звоночки в одно мгновение превратились в колокола, когда Вали собственными глазами увидел, от чего и кого это неясное исходит; при взгляде на Всеотца становилось непонятно, по какой всё-таки причине еще не сотрясаются зачарованные стены. Однако корень его гнева был молодому колдуну неочевиден, поскольку он искренне ничего не совершал ни сейчас, ни днями и даже неделями ранее, и брат его тоже. Если они что и творили, то явно неспособное вызвать подобный гнев у того, кто ранее на них и внимание-то обращал не особо. Да и они не были глупцами, чтобы испытывать его терпение, а знание запретное прятали надежно, ибо сами понимали, что никто и никогда не должен был им завладеть, раз уж дело было сделано еще до осознания этой истины.
Здесь назад уже ничего не воротишь.
Прием деда в родном доме был столь радушен и внезапен, что Вали не успел ответить на первый вопрос — за ним последовали иные. И уже только это кричало о том, сколь взвешенными обязаны быть ответы и сколь непозволительно может быть затянувшееся в сомнениях молчание.
— Фригг мне незнакома, — честно обратившись к собственной памяти, первым делом полукровка ответил на то, что было проще; ответил и понял, что слово действительно слышит как впервые, но оно рисует круги эха на воде, и достаточно ярко, чтобы это насторожило колдуна. Нарви отнял Фригг у всех и неё самой? Они с рожденья были связаны, ничего не изменилось, он сам слышал это как впервые, но, существенную часть жизни играясь с восстановлением грамоты мироздания, легко уже улавливал созвучные слова. Во взгляде Вали тенью проскользнула догадка, но если это было правдой, её нельзя было ни скрывать, ни... ни раскрывать. — Но Нарви когда-то говорил мне о ней, совсем немного. Спрашивать о ней следует его.
Нагнетающаяся беда и исходившая от Одина угроза была осязаема настолько, что вряд ли можно было назвать постыдным нежелание выступать вперед с ответом, даже когда прятаться за спиной отца он не любил, и тем более говорить из-за его плеча, словно в самом деле совершил преступление. Сейчас же полукровка выдержал взгляд Гримнира, остро чувствуя вместе с тем по меньшей мере опасливое неодобрение сказанного матерью. Но выбора не было, гость сразу учует и прямую ложь. Всё, что он мог — это отсрочить неизбежное и надеяться, что удача встанет на их сторону.
— Брат мой сейчас где-то в Асгарде, Всеотец, точнее сообщить я не в силах ничего кроме того, что никогда не стал бы он причинять ей вреда, — говорил Вали спокойно и уверенно, не переступая грани вежливости, лишь Сигюн могла ощутить, что ответно пойманную её ладонь сжали крепче привычного. — Отчего не вместе мы сейчас? Мы хотели проверить одну нашу задумку, но для неё надобно было раздобыть разное необходимое. Тогда мы решили разделиться — брат остался здесь и по окрестностям в поисках, я же с друзьями направился в горы ловить охвостья света звёзд и воротился раньше, чем сначала всем обещал.
С этими словами полукровка достал из походной сумки небольшой и прозрачный, едва уловимо мерцающий холодным светом камушек в подтверждение того, что не лжет о дальней прогулке — пойманный в стекло луч был просто красив и безобиден, и, помедлив, Вали вложил его в руку матери, передав ей. В конце концов, пока этому не было конкретного применения, оно могло быть просто украшением, и словно не было здесь для него этой нависшей опасности за всей обыденной непринужденностью, просто чуть более собранной под тяжестью обвинений и требования Одином жизни брата.
Где-то про себя он просто надеялся, что Локи поймет — знает он всё же большее. Но в присутствии деда говорить не намерен всерьёз и ничего.
Ничего большего Вали не сказал в присутствии Одина — он по правде не ведал, что творил Нарви, пока они были порознь. Семья явно не понимала ни гнева его, ни происходящего, но только убедившись, что Вотан действительно ушел, Вали заговорил уже совершенно иным голосом, в котором звенел даже не страх — глухая злость.
— Боюсь я, что гнев Одина может быть оправдан, отец. Я лишь предполагаю. Но прежде чем я расскажу свои предположения, пообещайте мне, что дослушаете их до конца — и лишь после уже выводы свои сделаете.
[nick]Vali Lokison[/nick][status]Storyteller[/status][icon]https://b.radikal.ru/b22/1806/a7/2c07041ab8e4.jpg[/icon][info]Вали Бог Историй
Возраст: 25/~;
Сторона: Асгард;
Сверхсилы: нечеловеческая физиология, магия, всеязык, Слова.[/info]
Возраст: солидный;
Сторона: ничья и своя;
Сверхсилы: manifestation of stories and beliefs, shapeshifter, magician, asgardian and jotun.
Локи читал на лике отца чувства, которым не мог дать название. Жар огня пепелища. Стужа бесчестной могилы. Один смотрел на них так, будто пережил Рагнарёк и поднял пронзённое копьём безжизненное тело Бальдра.
Что прозревал теперь его взгляд? Что видел он со своего златого трона и мешкал поведать сыну? А он мешкал, наливаясь чернейшей злобой с каждым словом Сигюн, с каждым звуком голоса Вали.
— Молчи, верностью неверная жена! И ты умолкни, недруг богов! Не вам попрать сомнением мои слова! Молчите, коль не желаете участи страшнее чертогов мрачных Хельхейма!
На том Лофт оставил гадать о причинах отцовского гнева, о правде в словах его и занозах — в сыновних. Довольно он видел лукавого Грима, и как его речь листает ложь наизнанку. Довольно сам изворачивался, чтобы пролезть между строк и из неудобной клятвы вывести царской семье Асгарда прибыток.
— Ты ли закрываешь мне рот в моём собственном доме, висельников владыка? Ты ли грозишь мне позорной расправой пред моим очагом, названный гостем и отцом? Нет справедливости в тебе! Ни в голосе, ни в делах твоих! Твоя правда нарядна да гладка с лица и дерюга на швах! Уходи с моего порога немедля! Не дам больше на твой суд своего сына. Пусть Форсети рассудит. Виновен мой сын — ответит перед семьёй Фригг, как подобает. Нет вины на нём — вся сила твоя осенним листом обернётся, в прах разотрут её льды этой зимы. А пока — убирайся откуда пришёл!
Казалось — весь мир потемнел, а не только лишь лицо Одина. Он как врос в узорчатый камень зала, и сухая гроза била из глаз его. И тяжко было его молчание. Он что-то стреножил в глубинах собственной грудины, и стоило оно пуще орла из собственных рёбер. Будто яблоко Идунн выкатилось из-за пазухи его — он враз показался старцем, держащим смерть на плечах.
— Ты увидишь мою справедливость, Локи, — вдруг очень тихо сказал Всеотец, и слова его лизнули стены дворца как волны Морморы — прибрежные скалы. — И не отведёшь от неё взгляд до конца дней. А ты, Сигюн, более не скажешь слова поперёк никому.
С тем он и ушёл, устлав свой путь запахом грозы и крови.
Лодур перехватил железный взгляд Сигюн. Он мог сколь угодно смеяться над ней. Но перед общей бедой она сама становилась щитом, оставаясь на вид столь же мягкой, как золото.
А потом взгляд Лофта опустился на Вали.
— А в ином случае что? — спросил он у сына до блеска выскобленным голосом, ровным как озёрная гладь. — Ты молчать будешь? Сам против Всеотца выйдешь?
Над словами его поднялась йотунхеймская буря, и флегма в них вздыбилась острыми сколами.
— Мне ли не знать, где отец мой лукавит, а где — идёт напрямик. Говори, Вали. Говори то, что есть. О предположениях скажешь после. И бойся теперь утаить хоть крупицу. Где брат твой? Кто эта Фригг?[nick]Loki Laufeyson[/nick][status]God of Mischief[/status][icon]https://i.imgur.com/qGmzbIF.png[/icon][sign]do you wanna play a game?[/sign][info]Локи Лафейсон
Возраст: 40/~;
Сторона: своя;
Сверхсилы: silver tongue, sorcery, psionics, shapeshifting, allspeak, jotun physiology.[/info]
Возраст: 28/~;
Сторона: одиночка;
Сверхсилы: асгардийская физиология, магия, всеязык, решение чужих проблем.
У Сигюн не дрогнули плечи и сама она от слов Всеотца, пробивавших сталь и дробивших кости, не согнулась, пусть даже не знала – запугивает он, пророчит или обещает. Всё могло быть, и одни только норны ведали правду. Но даже найдись у неё сейчас лёгкое птичье оперенье, она не помчалась бы к ним вымаливать да выспрашивать. Что теперь норны? Что теперь кости мёртвой вёльвы? Пришедшую беду отводить следовало своими силами. Сигюн до побелевших костяшек сжала в ладони светлый камень, чувствуя в нём вёрткий и живой отклик породившей его звезды. Этому она сама научила близнецов, когда каждый из них ещё упирался макушкой ей в локоть и только постигал ремесло. Сигюн могла бы прикрыть глаза и вспомнить всё, утонуть в лёгком и светлом воспоминании, но вместо того она только медленно моргнула.
Что изменилось с тех пор? Что она – они – просмотрели?
– И ты здрав будь, Всеотец, – слова её не оставляли следов, их утянул за собой крохотный сквознячок, отиравший углы и стены дома. И словно само солнце скрылось за Одином следом. Сигюн выдохнула, припадая к столу и ладонями в него опираясь так, что от охвостья звезды ладони сделалось больно. Она медленно опустилась в высокое резное кресло, вытянула руки вдоль подлокотников, задумчиво перекатила в пальцах камень.
Девять миров издревле знали одно: Всеотец – серьёзный противник. И если кто сомневался в этом, Один приходил и лишний раз доказывал.
Цепкий взгляд асиньи ухватился за сына, за его внимательное и мягкое лицо. Это другие могли путать близнецов, но она – никогда. Даже в единении своих проказ они оставались разными, и отцовскую хитрость унаследовал отнюдь не Вали. Где был теперь Нарви? Сердце её молчало, обеспокоенное и тревожное, что попавший в не на него расставленные силки бельчонок. Где был теперь Тор, волей Всеотца сокрушавший непокорных? Где была Фрейя? И ведала ли она, что гневом пылает Один из-за обиды другой женщины? Вопросы сплошной игольчатой стеной нарастали над их домом, но ответы волнами Морморы ускользали из пальцев.
Ладонь её дрогнула, и камень покатился по длинному столу. Отчего показалось ей имя Фригг знакомым?
– Говори, – с тихой уверенностью произнесла асинья. – Говори то, что можешь сказать, – Сигюн изловила камень на половине падения и подтянула к себе, словно его нараставшее тепло успокаивало её. – И то, чего сказать не можешь, говори тоже, – чуть помедлив, твёрдо и неумолимо добавила она. Каждый из них в заплечном мешке таскал с собой ворох секретов, в которые другой не лез, но теперь не до того было. Беда угольком начертала на дверях их дома недобрый знак. – Не время теперь хранить секреты, Вали. Говори, и ты будешь услышан.
[nick]Sigyn Alvarsdóttir[/nick][status]Богиня Верности[/status][icon]https://i.gyazo.com/630edf58bdf9b7d029169bb4967bec09.jpg[/icon][sign]Золото мое - листья ломкие на ветру,
Серебро мое - словно капля росы костру.[/sign][info]Сигюн Альварсдоуттир
Возраст: 30/~;
Сторона: Лoки и Асгард;
Сверхсилы: асгардийская физиология, магия, всеязык.[/info]
Отредактировано Sigyn (16.07.2018 00:42)
Возраст: неизвестен;
Сторона: семья;
Сверхсилы: физиология, во многом схожая по особенностям с йотунами/асами за вычетом внешнего вида. Бессмертие. Шейпшифтинг. Всеязык. Магия. Endless Knights.
— Молчать я не намерен, отец. Я отвечу, — негромко, но твёрдо отозвался Вали. Не по нраву ему здесь были все эти угрозы да клятвы. Беда уже явилась к ним в облике разгневанного Одина. И правда принадлежала Одину, он слышал это в его голосе, в нотах незнакомого имени. Дорого они все теперь заплатят за эту ошибку брата, но маг не намерен был уходить от горького проступка. Вали признавал и свою вину тоже. От колючего ощущения опасности семье взор его помрачнел, но и головы он не опустил, не отвёл взгляда. — Я по правде не помню Фригг. Но в своем гневе Один утверждал, что её отняли у него. Никто из нас не знает её. Но... у Одина же есть Фрейя, о которой он ни словом не обмолвился. Мы думаем, что есть Фрейя. Но возможно, что это не так. Фрейя. Фригг. Фрейя. Фригг...
Намеренное повторение рядом созвучных имен могло навести отца на верные догадки, близкие к правде, но Вали тем же уверенным и негромким голосом продолжил начатую мысль уже с другого края:
— Если это правда, если это то, что он пытался нам здесь сказать, то я виноват почти так же, как виноват и Нарви. Когда-то... когда-то очень давно мы нарушили строгий запрет Всеотца. Мы нашли Руны, на которых когда-то давно могло быть построено наше мироздание. Руны можно складывать в Слова. Слова можно складывать в фразы. Слова можно складывать в истории. В истории можно вплетать в стихи... Инструмент, которым можно писать истории, которые будут правдой так же, как и всё вокруг нас. Если смотреть таким взглядом на мир, то видно, насколько эти Руны часть него. Ими можно дописать или написать что-то новое... но еще ими можно изменять и то, что уже есть история. Тогда мы были еще неразумные дети. Мы не поняли запрета и истинную причину наказания за идею, о коей поведали деду. Лишь повзрослев и воссоздав запретную грамоту мы поняли его суть: это слишком опасное знание, оно не имеет права на существование в этом мире. Уничтожить его и вернуть туда, откуда оно пришло, мы оказались не в силах. Молчали мы, ибо Всеотец запретил нам и говорить об этой идее, об этом знании, другим. Иначе беда пришла бы еще ранее, и она не миновала бы. Мы надежно их спрятали. Между собой поклялись никогда не использовать это знание. Но недавно Нарви норовил нарушить это слово.
В доме повеяло морозом, словно полукровка в самом деле привел его с гор следом за собой. Хмурый взор скользнул по обеспокоенному лицу матери, задержался на камушке света в её ладони.
— Нарви потерял голову. Долгое время он старался добиться расположения Фрейи. Своими силами не сумел, она лишь насмехалась над ним. Тогда он возжелал использовать Руны и его перестала даже беспокоить вероятная цена. На первый раз я остановил его, но он грезил этой возможностью так неистово, что я сделал то, что мог, не нарушая оставшихся запретов — я забрал несколько Рун, без которых исполнение его желания невозможно. Однако даже сейчас я думаю про имена этих женщин и не вижу никакой Фригг в разговорах с братом — возможно, что он задумывал поменять их местами. Возможно, нет. Без него мне сложно понять это. То, что пытались сделать. Но здесь была использована эта сила. Я чувствую.
До сих пор Вали стоял, практически не шелохнувшись. Как отреагирует Локи на такие вести было непонятно, как непонятно и то, что будет, если сделать шаг в сторону. Одно ощущать себя нашкодившим ребенком перед справедливым наказанием и совсем иное — быть тем, кто тоже мог всех погубить. С его словами был нарушен и второй запрет.
— Нарви изменник. Не ведаю, где он, но что он всё еще может дать нам — это время. Я исправить могу всё, но нужно вернуть что я... — полукровка встрепенулся, словно услышал что-то; в зале оставалось тихо, однако Вали быстро понял, что его смутило. И в голосе уже звенела вовсе не тревога. — Он здесь. Где-то здесь.
[nick]Vali Lokison[/nick][status]Storyteller[/status][icon]https://b.radikal.ru/b22/1806/a7/2c07041ab8e4.jpg[/icon][info]Вали Бог Историй
Возраст: 25/~;
Сторона: Асгард;
Сверхсилы: нечеловеческая физиология, магия, всеязык, Слова.[/info]
Отредактировано Agamemnon (17.07.2018 23:05)
Возраст: солидный;
Сторона: ничья и своя;
Сверхсилы: manifestation of stories and beliefs, shapeshifter, magician, asgardian and jotun.
Лик Хведрунга мрачнел, как будто Вали с каждым словом вливал в него по ложке чёрного земного масла.
— Следи за языком, ты говоришь о матери моей и Всематери Асгарда! — он обрубил смешное в неуместности предположение сына, но не сумел отбросить его вовсе. И так, и эдак силился он приложить их к праведной и горестной ярости отца. Чутье подсказывало ему, что не всё здесь ложь.
Но правде Лофт отказывал в вере.
А Вали говорил, как с него и было спрошено. Дольше говорил — хуже становилось.
— Вы? Дети?! И нашли Руны, что на голову выше рун Отца?
Звучало хуже глупой шутки. Асы более всех забав любили соединять в речи несовместимое, даруя общности противоположностей особо яркий смысл. Но смысл под рассказом Вали был мёртв. Но был таков лишь на первый взгляд.
Всеотец горд. Что сделал бы он, когда б обнаружил в руках несмышлёнышей то, что не далось ему самому за девять дней длящейся смерти на Иггдрасиле?
Запретил. Это было бы очень на него похоже.
А Вали говорил, выводя ответ дальше. И было то похоже на любимую застольную байку Браги, помимо всех песен о бабских холмах и ложбинах — ту, где всё хорошо, отважный воин, да только дом твой в отсутствие твоё сгорел, сын умер, жена познала бесчестие от твоего лучшего друга, а другу тому вырезали кишки.
Лофт под эту сказочку мерил длинными шагами залу, и тени от огня шарахались прочь от его поступи. Он слушал, изредка сопровождая слова сына негодованием: “И вы молчанием закрыли глаза мне?”
А Вали говорил о невозможном, но только невозможное и было в силах описать весь этот день. И с последним звуком Локи остановился перед сыном.
Он говорил о Фрейе. О той, что сильными руками изгоняла из него холод Йотунхейма и враждебный всем инеистый вид. О той, чью магию Лофт познал первой, приобщившись к женскому сейду, а через него — к любому колдовству. О той, что стала ему матерью, тогда как истинной он никогда не знал — только её стыд, заставивший ударить себя в сердце при его рождении.
И правда Вали закапывала всё, что помнил Локк.
Будь это правда, был бы он настолько зол узнать, что Нарви искал женской любви от бабки?
Оглядевшись в зале следом за собачьей стойкой Вали, Локи острым взглядом обшарил тёмные углы, домашнюю утварь, в порядке расставленную по своим местам — иначе тут не бывало с тех пор, как появилась Сигюн — на остатки приветственного питья и нетронутую пищу. Он остановился на самой Сигюн, тем более прямой, чем больший камень давил на её бледные плечи.
Шагнув к ней, прижимающей к груди свет гончей звезды, Лофт протянул неласковую руку и сорвал с её платья перевитую волчьими мордами фибулу. Нож, что Локи всегда носил за поясом, в одно движение вошёл в пол меж плотно уложенных плит. Встав, Локи бросил фибулу о землю. Та, отскочив от камня, перелетела через зелёный камень в рукояти ножа, и вот уже с земли рядом с Вали спешно поднималось его живое отражение.
— Ты слышал речь брата. Соврал ли он хоть словом, Нарви?
Пустой был вопрос. Локи и без него знал — правда. И распалялся всё больше, нависая над братьями, будто бы самолично собираясь устроить для обоих наказание по собственному усмотрению. Да такое, что Один в своём золотом дворце содрогнётся.
Он бы и выдумал. Сколько столетий сыновья дурачили его? Сколько таились, играясь с силами, что… дальше мысли Лофта задваивались, страшась тех сил и со всей страстью их желая, и тем питался его бешеный огонь, сжигавший изнутри его намерения, застилавший глаза и делавший его несдержанным на слова и поступки.[nick]Loki Laufeyson[/nick][status]God of Mischief[/status][icon]https://i.imgur.com/qGmzbIF.png[/icon][sign]do you wanna play a game?[/sign][info]Локи Лафейсон
Возраст: 40/~;
Сторона: своя;
Сверхсилы: silver tongue, sorcery, psionics, shapeshifting, allspeak, jotun physiology.[/info]
Отредактировано Noname (04.08.2018 22:11)
Возраст: 28/~;
Сторона: одиночка;
Сверхсилы: асгардийская физиология, магия, всеязык, решение чужих проблем.
Раньше, когда близнецы ещё были маленькими, Сигюн часто рассказывала им истории, которые все вместе они после выкладывали из раскрашенных ярко камешков, собирали в единое полотно – и перемешивали, хаотично разбрасывали в стороны, когда в сказке ставилась последняя точка. Нынешняя повесть Вали изначально ложилась на поле этим беспорядком, не складывалась и рассыпалась при малейшем вопросе. Сигюн явственно могла себе представить, как её собственный отец, хранитель и летописец всех историй Асгарда, недовольно качает головой и отвергает эту ересь. Ведь все знают, что есть Один и есть Фрейя – Всеотец и Всематерь Асгарда, хранители равновесия и спокойствия в девяти мирах, царь и царица. И есть руны, данные Одину за пройденное испытание и подаренные им мирам. И нет ничего сверх того, сильнее того.
Но почему теперь Сигюн помнила Фригг?
Слабо и неотчётливо, как существовавшую когда-то давно и, быть может, не по-настоящему, как умиравшее с рассветом сновидение. Ей хотелось по-детски подобрать под себя ноги, накинуть на плечи мягкую овчину, закутаться в неё, согреваясь, и зажмуриться, вспоминая и возвращаясь в этот сон. Но знала ли она это имя вообще до того, как произнёс его Всеотец и повторил за ним Вали? Сигюн растерянно изучала супруга и сына. Ей мысль о том, что Нарви собрался бы добиваться любви Фрейи и назвал бы себя соперником Одина, мнилась смешной и нелепой сплетней, из тех, что часто проговаривались об их семье. Не могло этого быть в действительности. Чтобы Нарви – и воспылал любовью к собственной бабушке, ещё младенцем державшей его на руках и смотревшей в глубины его судьбы? Нет.
Пойманная в силки собственных тяжёлых мыслей, Сигюн упустила момент, когда Лoки крепко вцепился в одну из её фибул и дёрнул ту на себя, бросил на пол, выбивая из камня искры, а из кованых волков – второго их сына. Магия её осела плотной иглой в пальцах, удержала платье на месте, перетекла из золота в серебро, застывая, как и лицо асиньи – самую малость обиженное и обескураженное, потерянное и недоверчивое. Если ещё она знала своих сыновей – обоих разом и каждого поодиночке, – то теперь и взгляд, и каждая черта в Нарви доказывали правоту его близнеца и справедливость всех обвинений.
– Лoки, – она поднялась на ноги и оказалась возле мужа, ладонью, согретой от звёздного света и переживаний, коснулась его чуть пониже локтя, мягко, осторожно, но решительно. – Лoки, – тихо повторила асинья, поднимая к нему, тёмному от ярости, собственное сосредоточенное и светлое лицо. – Не совершай того, о чём после мы все будем сожалеть, – она говорила всё так же негромко, но уверенно, и сердце её рвалось на мелкие лоскуты. С одной стороны теперь был он, которого она любила, несмотря на злые слова и поступки, и с другой – близнецы, каждого из которых Сигюн помнила ещё совсем маленьким. Это теперь они на голову возвышались над ней и казались скорее братьями при сестре, чем сыновьями при матери. Этот выбор Сигюн делать не хотела и не собиралась. – Они – семья, – с особым нажимом произнесла асинья, помня, что это у него есть и прочие дети, но у неё – только эти двое, – и если не мы всё исправим и защитим их от гнева Всеотца, то кто сделает это за нас? – она опустила руку и взяла в свои ладони его, легонько их сжала, согревая, и самую малость сжалась в плечах в привычном ожидании грубости. Оттолкнёт – не страшно, лишь бы услышал и понял. – От кого им ждать милости, если и собственные родители будут против них?
[nick]Sigyn Alvarsdóttir[/nick][status]Богиня Верности[/status][icon]https://i.gyazo.com/630edf58bdf9b7d029169bb4967bec09.jpg[/icon][sign]Золото мое - листья ломкие на ветру,
Серебро мое - словно капля росы костру.[/sign][info]Сигюн Альварсдоуттир
Возраст: 30/~;
Сторона: Лoки и Асгард;
Сверхсилы: асгардийская физиология, магия, всеязык.[/info]
Возраст: неизвестен;
Сторона: семья;
Сверхсилы: физиология, во многом схожая по особенностям с йотунами/асами за вычетом внешнего вида. Бессмертие. Шейпшифтинг. Всеязык. Магия. Endless Knights.
Должно быть, Нарви надеялся, что в нем не заподозрят подобную наглость, потому как иначе Вали его оригинальное укрытие объяснить для себя самого не мог, только изумлялся. Они оба никогда не жаловались на недостаток фантазии, но в данной ситуации она могла сделать всё разве что еще хуже, чем уже есть.
Нарви же был прекрасно осведомлен и о визите Всеотца, и о звучавших здесь речах. Удивления на его бледном лице не было, страха — пожалуй, тоже, но и вина вся словно пряталась за напускной дерзостью осознания содеянного и не скрывала задетой гордости. И гордость эта, казалось бы, совсем не царапалась тем, что укрывался от всеобщего гнева он практически за матерью, хоть и додумался до украшения, видимо, до того, как Сигюн сама его взяла.
— Это Вали. Это всё случилось усилиями Вали! Иначе на кой он забрал несколько знаков из того, что должно быть цельным, зная о моих помыслах? Надеждах?!
— Никогда бы не подумал, что ты ослеп настолько — спустя столько времени работы над Рунами не заметить столь грубую ошибку в работе с ними, — если поначалу один из братьев под моральным натиском разгневанного Локи и сам предпочел бы изобразить если не еще одну фибулу, то всеми забытую и незаметную в углу зала метлу, то взгляд и голос его выдавали. Зол он был едва ли слабее отца, просто по иным причинам, и выражал это иначе. — Мы не для того создавали их, чтобы рушить этот мир! Чего ты вообще хотел этим добиться?!
— Руки прекрасной Фрейи. Ты же это знал!
— Нарви, — Вали угрожающе выступил вперед, выхватив из воздуха свой дорожный посох. На дереве были нацарапаны бессвязные узоры, в которых без наводки затруднительно было узнать какие-либо знаки, однако сейчас они казались нацарапанными не просто так. — Так Фрейи или Фригг? Брат! Кто такая Фригг?
Отражение не отступило, но по нему стало видно одно то, что на этот вопрос он предпочел бы не давать ответа вовсе. Но молчание добра не сулило не взирая на стремление Сигюн сгладить ситуацию. Для него она была смешна и нелепа тем, что если по какому-то чуду Локи и прислушается и если и не сменит гнев на милость полностью, то возмездие не менее разгневанного Вали это не сгладит никак. Его он не опасался. Но и возможности брата знал прекрасно.
— Фригг — и есть жена Одина. Её место в истории заняла Фрейя. Фригг была здесь ни при чем, но её больше нет. Такова цена этой ошибки, — впервые с момента разоблачения обвиняемый допустил собственную затравленность, словно в миг провалившись в трясину по пояс, всё-таки осознавая, что это всё может сулить. — Я мог бы исправить всё сразу же до того, как кто-либо заметил что-либо, но отсутствие определенных знаков сделало невозможным и это...
— Лободырный же ты со своими мечтами, имени творца историй недостойный, — тяжело проронил Вали, на мгновения закрыв глаза. До сего он... не ведал уже, на что вообще надеялся, но хотябы полагал, что скоро Один сюда больше не вернется, но с его обнаружением разбилось и это чаяние, и признания эти всё делали хуже в разы. Даже когда Один — да и кто-либо другой — помнил правду. — Отец. Позволь мне сейчас уйти.
Полукровка обернулся к Богу Лжи, к семье, безрадостный, но полный решимости. Он уловил еще одну причину негодования родителя и понимал, что подпускать его к Рунам тоже нельзя — если вдруг он сможет овладеть ими полноценно. Но сейчас не это было первостепенно.
— Я могу всё исправить, обратить эту фальшивую истину вспять, но мне потребуется несколько дней, чтобы вернуться к своему тайнику. После делай со мной, что посчитаешь нужным, но сейчас нет других путей разбить эту магию. Мама, — впервые за всё время с момента возвращения домой Вали обратился к Сигюн напрямую. Всё произошедшее было тем печальнее и горше, что затронуть могло всех, но Сигюн здесь было не за что судить изначально. Только за то, что тихо, но твердо старалась всех защитить, не допустить совсем иного непоправимого. Проявляла искреннюю заботу к ним всем, даже теперь. Полукровка указал на слабый греющий огонек, что та всё еще сжимала в ладони. — Сбереги его. Я помню свои тропы. Но если по какой-то причине собьюсь или возникнет иная причина найти эту дорогу уже у вас, он может указать верный путь.
[nick]Vali Lokison[/nick][status]Storyteller[/status][icon]https://b.radikal.ru/b22/1806/a7/2c07041ab8e4.jpg[/icon][info]Вали Бог Историй
Возраст: 25/~;
Сторона: Асгард;
Сверхсилы: нечеловеческая физиология, магия, всеязык, Слова.[/info]
Отредактировано Agamemnon (29.08.2018 22:26)
Возраст: солидный;
Сторона: ничья и своя;
Сверхсилы: manifestation of stories and beliefs, shapeshifter, magician, asgardian and jotun.
Скорую заячью речь Нарви оборвал удар, прибивший бедового скальда к оскалившемуся фигурами вепрей столбу, что удерживал свод зала. В глазах Лофта стояло кипящее смолой бешенство, но дай он ему волю — не поднимался бы теперь его сын с камней, поддерживая челюсть.
— Как в мыслях своих ты до того дошёл, волчий корм?! — шипел Отец Чудовищ как тысяча змеев.
Незнакомая, но будто бы лишь плотным пологом укрытая где-то поблизости Фригг, слитая воедино с гордой и прекрасной Фрейей, жгла ему очи и сердце.
Лишь прикосновение Сигюн трезвой прохладой вернуло ему дар мыслить. Серебро её голоса заволокло темноту в его глазах. Любовь её обратилась золотой уздой, которой Хведрунг удержал свою ярость.
— Правда в твоих словах, женщина. Клянусь тебе, что ни единый орган этого позора наставников Нарви не пострадает от меня.
Охваченный призрачными мыслями о власти Слов и мести Одина, Локи отвернулся от сыновей. Но камень треснул под ногой Нарви как только тот попробовал сойти со своего места.
Поступок сыновей не помещался в разуме у Бога Лжи. Искусство Нарви не изменило русло жизненной реки, но поменяло реку от самого истока, со всеми прядками питающих её ручьёв. К чему бы ни обратился памятью Лофт, там была лишь Фрейя, блистающая ослепительной холодной красотой.
И всё же, раз Локи поймал как будто вытертую до потери цвета память о мелькнувшей мимоходом мысли, вовсе ей не подходящей. Тень насмешки над Брисингаменом, украшавшим шею царицы даже во сне.
Отняв руку от чела, Лодур взглянул на взявшегося говорить Вали.
Должно было запретить ему уходить со двора. Сколь ни силён Гримнир, но с тщанием выстроенная крепость не для красоты строилась. Могла б заставить горько пожалеть отца о выстроенной из растаявшего снега мести. А близнецы довольно уж историй нагородили — на лицах написано, что самим тошно.
Но Лофт только кивнул. До каких пределов простиралась сила тех Слов, что уничтожила память о Фригг? О той, что по словам его сыновей в самом деле была ему матерью и супругой Одину? И если в её бытии теперь не сомневался никто под этой крышей, то долго ли останутся в неведении прочие асы?
— Дай ему лисью шкуру со своего плеча, Сигюн. Голод и Жадность не найдут его следов, когда он будет в ней. Да и путь его будет вдвое короче.
Хоть не было сомнений, за кем скорее пошлёт волков своих Один, а без колебаний Локк определил, кому вернее требуется скорость и ловкость лисьих лап.
А когда пробитый хитрыми историями и ладными рассказами плащ Вали хлестнул прибрежный ветер за воротами, Хведрунг прислушался к своему сердцу, пробивающему путь сквозь рёберную клетку для злобы. Взглянув на безутешную, но прямую как спица жену, он обратился к Нарви:
— Теперь отвечай мне, сын. Ты поставил Фрейю выше всех жён Асгарда из желания ей угодить. Я помню таковой её, и мать твоя, и брат. Я головой готов ручаться, что весь Асгард не вспомнит имя Фригг, но только не Всеотец. И не ты. Что защитило вас двоих от этой “фальшивой истины”?
Многие вопросы нависли над его семьёй грозовой угрозой. И в первый раз с далёкого детства, должно быть, Локк пожалел о том, что в обозримых пределах Вселенной не было Тора. В глубине души его жила уверенность, что сил Громовержца могло бы хватить, чтобы разбить дикое наваждение.
Поразмыслив ещё мгновение, Локи порадовался, что Тор отправился так далеко, что никакая птица на своих крыльях не донесёт до него вести о произошедшем здесь. И горькая эта радость куда тяжелее была детских надежд.
Собравшись, Лодур произнёс:
— Женщина, забери Нарви с собой. Пусть отведёт тебя к тем рунам, что он создал с братом. Твоей любви и стойкости хватит, чтобы не взять их самой, и ему не позволить.
Изредка, на границе разума и тёмного горящего безумия Локи осознавал свою судьбу. В те почти мнимые моменты он желал всё изменить. Не с этого момента — с самого начала. Мнилось ему, что для того возможно изыскать и силы, и достаточно желания.
Но мгновение уходило в песок.
И всё же, он успел отказаться от знания той мастерской, что породила лежащие в основе всего слова. Он себе наметил другую цель.
— Я же отправлюсь в Златой Град. Кто-то должен занять Всеотца достаточно хорошей беседой, дабы хватило на верную историю.
И со значением глянул на Нарви.[nick]Loki Laufeyson[/nick][status]God of Mischief[/status][icon]https://i.imgur.com/qGmzbIF.png[/icon][sign]do you wanna play a game?[/sign][info]Локи Лафейсон
Возраст: 40/~;
Сторона: своя;
Сверхсилы: silver tongue, sorcery, psionics, shapeshifting, allspeak, jotun physiology.[/info]
Отредактировано Noname (29.08.2018 21:27)
Возраст: 28/~;
Сторона: одиночка;
Сверхсилы: асгардийская физиология, магия, всеязык, решение чужих проблем.
Взгляд Сигюн отвела, но рук не опустила, и теперь уже Лoки служил ей опорой, удерживал её на ногах под натиском слов. В чародействе она была искусна – он обучил её хорошо, надёжно, чтобы не было после стыдно, – и знания её лишь возрастали и крепли здесь, над Морморой, но никогда прежде не слышала асинья о подобной магии. Руны Всеотца могли многое, с рунами Всеотец мог вдвое больше, но подобное – стереть кого-то, как бледный контур неудавшейся вышивки, и нанести поверх новый узор, живой и яркий, – не способен был даже Один сотворить. В какой-то момент Сигюн сделалось страшно, и она почти подалась вперёд, чтобы щекой коснуться плеча мужа, чтобы почувствовать в нём защиту. Вместо этого она замерла и собрала по крупицам голос, нашла в себе и в нём силу, и её тихое, но твёрдое «Остановитесь» коснулось не только взлохмаченных волос сыновей и раскрасневшихся лиц, но каждой поверхности в зале. Оно дотянулось до тёмных углов, дрогнуло на белёсой вязи паутины, кошачьим языком лизнуло по вздыбившемуся загривку крадущейся мыши, только-только разведавшей путь в зернохранилище.
Стоило сделать это раньше, тяжело и горестно подумала Сигюн, оборачиваясь к сыновьям, до перепалки, до того, как каждый из них наговорил другому охапку неласковых слов. Теперь уже поздно было – для всего. И для Фригг, и для Фрейи, и для мира в её семье, и, верно, для покоя в Асгарде и остальных мирах. Нет, здесь как раз верно говорил Вали: он мог ещё перековать Слова так, чтобы дополнить и завершить работу брата.
Медленно сняла она с себя украшавшую ворот лисью шкуру и вложила ту старшему сыну в руки, сжала на мгновение его ладони в немом напутствии. Звери ведали множество троп, неподвластных асам, и на четырёх ногах оно всё быстрее выйдет. Сама она любила из объятий рыжего меха перетекать в прыгучее и сильное лисье тело и уходить из дома, изучать мир, дразнить заплутавших в лесах путников, припадать на передние лапы и фыркать, зарываясь острым носом в кроличье мягкое нутро. Множество обличий сменила Сигюн, выискивая свободу, и все они возвращали её домой.
Из Вали лис получился статный, но молодой, быстрый, неосторожный. Она лишь головой покачала, провожая его, и только тогда нашла в себе силы посмотреть на Нарви. На Нарви, возжелавшего Фрейю настолько сильно, что порывом своей любви он уничтожил и её, и Фригг. И вновь она коротко повела головой да сощурилась: это яблоко упало близко к породившей его яблоне.
Тонкие пальцы Сигюн скользнули по предплечью Лoки, оставляя на нём золотую вязь рун и знаков. Здесь слов не требовалось, и асинья только коротко стряхнула невидимую пылинку с плотной ткани, медленно отворачиваясь.
– Пойдём, – мягко сказала Сигюн, протягивая младшему сыну руку. Знал бы кто из них, как тяжело далась ей сейчас эта мягкость, ножом взрезавшая сердце. – Времени у нас не так много, и дорог сейчас каждый шаг. Нет, – она вскинула вторую ладонь, и в той блеснуло принесённое старшим охвостье звезды, – после ты скажешь мне всё, и я тебя выслушаю. Сейчас – идём.
Времени не было для того даже, чтобы переодеться, и колдовать пришлось уже в дороге, придавая домашнему платью вид дорожного костюма, а мягкой обувке – твёрдость железных башмаков. Волосы Сигюн собрала в тугую косу и спрятала ту под воротник, чтобы особо не мешалась и ни за что не цеплялась. И всё это время она молчала, думая непростые и нелёгкие мысли.
[nick]Sigyn Alvarsdóttir[/nick][status]Богиня Верности[/status][icon]https://i.gyazo.com/630edf58bdf9b7d029169bb4967bec09.jpg[/icon][sign]Золото мое - листья ломкие на ветру,
Серебро мое - словно капля росы костру.[/sign][info]Сигюн Альварсдоуттир
Возраст: 30/~;
Сторона: Лoки и Асгард;
Сверхсилы: асгардийская физиология, магия, всеязык.[/info]
Отредактировано Sigyn (24.09.2018 23:39)
Возраст: неизвестен;
Сторона: семья;
Сверхсилы: физиология, во многом схожая по особенностям с йотунами/асами за вычетом внешнего вида. Бессмертие. Шейпшифтинг. Всеязык. Магия. Endless Knights.
Нарви отмолчался, будучи не в силах ответить внятно на заданный вопрос. Его возможностей сейчас хватило ровно для того, чтобы подняться на ноги — удар был и болезненный, и обидный, но гораздо тяжелее было ощутить себя в роли пленника в родном доме, даже не смотря на тяжесть совершенного проступка. В глазах затаились скрытые зависть и досада, пока он наблюдал за родными и созерцал, как собирают в дорогу да отпускают его брата, хотя в случившемся он был виноват тоже, — всё исправить они могли и вместе, и гораздо быстрее озвученного срока.... если бы только Вали не перепрятал важные для задуманного дела руны. Если бы он их не перепрятал, ничего этого не произошло бы вовсе. Осознание этой подставы клином врезалось в сердце и голову, затмевая мысли и перемешивая чувство вины с глубокой обидой, которая не сразу позволила вынырнуть обратно из унылых помыслов да ожиданий. И здесь ответ у Нарви нашелся не сразу.
— Весь Асгард не вспомнит имя Фригг, — опасливо кивнув, негромко повторил он и поборол желание вновь попятиться в сторону от отцовского гнева, пусть даже загашенного почти до скрытно тлеющих углей. — Мне неведомо, по какой причине её помнит Всеотец такой, какой она являлась до использования рун. Возможно так случилось потому, что... запись, назову это так, изначально была составлена неверно и подействовала так, как не должна была подействовать вовсе. Её значение не было направлено на Одина и не затрагивало его напрямую. Возможно, что по какой иной причине — и имя Всеотца Один носит не просто так. Я помню это потому, что я запись составлял. Это то немногое, что мы с братом проверяли когда-то давно, когда еще выковали лишь часть знаков, но часть достаточную, чтобы с их помощью уже можно было писать — сотворенное помнит тот, кто это сочинял, другие попадают во власть их силы. Если мы их не использовали сообща, на нас они действовали так же. Но клянусь своей жизнью, что никогда прежде сегодняшнего дня эти руны и их воздействие не затрагивали никого и ничего, что касалось бы истории мира и кого-либо другого. Они едва коснулись и мира самого.
Нарви замолчал, всматриваясь сначала в лицо Локи, затем мельком глянул на мать и потупил взор, уставившись в холодные каменные плиты, устилавшие пол огромного зала. Тихий голос Сигюн и просьба, граничившая с мольбой, не сильно успокоил беспокойное сердце главного виновника торжества, но, не смотря на некоторое несогласие, он не стал перечить ни наказу, ни замечаниям, ни проскользившим в звучавших словах обвинениям о том, чего он еще и не совершил вовсе.
Полукровка сжал протянутую ладонь матери и покорно замолчал, не став более давать пояснений. Лишь выйдя из замка пояснил:
— Мы с Вали скрыли это место от посторонних глаз... так, чтобы его не нашли другие даже искусные колдуны. Верно составленная магия сильна достаточно, чтобы и Один до сих пор был не в силах почуять это место. И толикой этой силы мне придется воспользоваться, чтобы мы смогли туда попасть.
* * *
Когда на шалостях сходились звёзды, братья знали в них толк, и Вали не привыкать было прятаться, скрываться, ходить, бегать и перемещаться так, дабы не обращать на себя чужие взоры. Лисья шкура с плеча матери была лишь приятным и удобным дополнением хитрым уловкам, к которым пришлось прибегать, дабы затереть следы за собой или по крайней мере отвести их от фамильной крепости. Тонкие упругие лапы несли лёгкого зверя быстро и бесшумно, рыжая тень скользила меж ветвей и листвы, изредка их задевая — все звуки терялись в шелесте леса, подгоняемого равнодушным до мирских бед ветром.
Вали спешил. Полукровка прекрасно осознавал, чем может обернуться его промедление — ведь если за время его отсутствия случится что-то еще, мало будет просто исправить ошибку брата, слишком велика была вероятность, что придется задействовать руны еще и для чего-то другого. После случившегося он не был намерен относиться к этому легкомысленно и без должной вдумчивости, но история Фригг и Фрейи слишком наглядно показала, чем были чреваты любые его ошибки, особенно совершенные поверх уже начерченных.
За этими раздумьями лис чуть было не упустил из виду другую тень, которую в последний момент заметил зоркий янтарный глаз — и вынудил затаиться в тени ярких лесных растений. Вдалеке крон вороны перелетали с ветви на ветвь, еще спустя мгновение раздалось протяжное "кар-р-р-р-р!", на который ответило множество иных голосов. Этих птиц никогда не было в этих местах, потому лис неутешительно поджал уши — это было не впервой, потому он узнал их, этих чёрнокрылых наблюдателей. Вопреки надеждам, Один направил своих помощников на его поиски и каким-то способом вычислил, куда он направился. Или его вновь перепутали с Нарви?
Вали выждал еще мгновение и юркнул в чащу, надеясь обойти вестников Всеотца иной дорогой, надеясь, что его не заметили с вершин птичьего полета. Однако если бы не другое обличье, это наверняка бы уже произошло.
[nick]Vali Lokison[/nick][status]Storyteller[/status][icon]https://b.radikal.ru/b22/1806/a7/2c07041ab8e4.jpg[/icon][info]Вали Бог Историй
Возраст: 25/~;
Сторона: Асгард;
Сверхсилы: нечеловеческая физиология, магия, всеязык, Слова.[/info]
Отредактировано Agamemnon (27.09.2018 01:27)
Возраст: солидный;
Сторона: ничья и своя;
Сверхсилы: manifestation of stories and beliefs, shapeshifter, magician, asgardian and jotun.
Молча, исподлобья следило седое море Морморы за опустошением крепости, как зуб торчащей над крутым берегом. Холодная злая вода скребла скалу как голодный зверь — кору железного дуба, укрывающего законную трепещущую добычу. А то вдруг затихла. И ни плеска, ни голоса птицы, ни шагов хищника. Даже Хати, алчущий луны, не выгнал в ту ночь на небосклон месяца. И Сколль, плетущийся следом за бледным солнцем, будто в тревоге припадая на брюхо взбирался к низкому осеннему зениту.
Только асы глушили угрожающую тишину земли и неба песнями Браги да собственным смехом, оружейным звоном отдающимся у горизонта. Вино в их кубках горчило кровью и пеплом отдавало мясо, но и до того им печали не было.
Сияла над ними прекрасная Фрейя, мудрая и властная Всематерь. И не мог Локи отнять от её лица свой взгляд, всё искал в нём трещину, хоть малейший заусенец. Он — Бог Лжи. Каждый, кто лукавит в словах и на деле, тот говорит его языком и его руками вершит неблагое дело. И тошно ему было от того, что дети его научились оборачивать ложь правдой столь филигранной, что она пускала корни в прошлое глубже Иггдрасиля.
Он был уверен… нет, он глупо надеялся, что в Асгарде он увидит Фрейю — и головоломка сложится. Но на руках Локи всё так и были — слова Всеотца и лик Всематери. Две правды, что пожирали друг друга, разрывая самообладание Локи на куски.
— Что же вы смолкли, могучие боги? Где ваши речи за здравье и славу? — спросил у стихшего собрания Лофт, бросив под ноги свои раздавленное в голых руках тело эйнхейрия, что вздумал его останавливать у входа. Довольное зрелище, чтобы завоевать внимание асов. — Мой путь был неблизок, и я томим жаждой. Прошу я подать мне доброго мёда.
Кто-то исчез из высокого зала. Кто-то шептался как змеи в углу.
Лишь в Браги нашлось столько хмельной отваги, чтобы выступить навстречу младшему царскому сыну, в этот день страшному как сам Рагнарёк.
— Нам ведомо, кого стоит на пир приглашать, Недруг Богов. И тебя нет среди гостей желанных в этом зале.
Бог Зла осклабился, жуткую улыбку свою приблизив к круглому лицу скальда.
— Сам Всеотец как-то сказал, что если не будет в чьём доме приюта для меня, так и ему. Ужели ты самого царя готов из Асгарда выслать, палач струн?
Малейшая заминка в защите Браги — и вот уже Лофт сам налил себе мёд из громаднейшей бочки, и поднял кубок над головой, острым взглядом цепляя лица из толпы, но не находя в них того, что искал.
— Славьтесь, асы и асиньи! Славьтесь, могучие боги! Лишь Браги пусть катится к Нидхёггу, не будет моего приветствия для него.
Лицо песнопевца налилось дурной кровью, но быстро разжались его кулаки, будто вспомнил он о чьей-то просьбе.
— Оставайся среди нас, хорошо же. Но не затевай здесь излюбленной свары своей, и за то получишь мой откуп.
Высокомерно хлебнув из кубка, Лофт глянул мимо уха скальда и ядовито ухмыльнулся:
— Нечего тебе дать, Браги. Твои глаза смотрят прочь от битв, а ноги бегут подальше от угроз. Ты и сейчас стоишь на тряпочных коленях. Нет у тебя иного достоинства, кроме дареного. Нечем тебе откупиться.
Прежде, чем Браги успел ответить, подала голос Идунн. Её голос, похожий на низкий рокот Ёрд, крыл гул толпы вокруг перепалки как набегающая волна.
— Довольно браниться, Браги, Лофт! Стоит ли затевать ссору меж родичей?
Локи в ответ ей расхохотался:
— О, не тебе ли говорить о согласии, плодоносная? Ведь это ты обнимала и нежное слово шептала убийце своего брата!
Лишь Фрейи слова перебили как ветку бешеное веселье Лофта.
— Безумен ты, Локи! Затем ты пришёл на наш праздник? Чтобы в мёд лить память о злодеяниях и несчастьях? Здесь чествуют любовь!
Оторопелое лицо Бога Зла вдруг озарилось истинным прозрением, безумным и яростным. Вот оно! Вот раздвоенный хвост истории, что сшил неудачно Нарви. Не иллюзорный, как будто бы вспомнившийся накануне! Не домыслы, но разломавшееся русло, пересохшее, с остатками мельницы.
О, как он хохотал.
— О той ли любви говоришь ты, о, Фрейя, что дарила ты асам и альвам, и цвергам за цацки и власть?
Слова вставали ему поперёк горла, но гром среди ясного неба не так ошарашил бы асов, как брошенное обвинение Хведрунга своей матери. Вот теперь молчание асов пришло в единодушие с замершим за стенами Асгарда миром.
А Локк получил, что хотел. В зал богов вступил Один, темнее всякой бездны морской, грознее меча Суртра.
— Как ты посмел даже взор обратить свой к чертогам Асгарда, Отец Волка? Или шея тебе вдруг стала мешаться?
Тут Один осёкся, вспомнив, что при чешущем языком Локи не сможет уверить свой народ в преступлении Хведрунга, что стоило бы упоминать.
— Я с ответной любезностью, Всеотец, — поклонился ему в шутку Локи. — Лишь сказать, что есть лишь одна правдивая история. И я нашёл такие слова, что и ты в неё поверишь.
Кузнец Бед был готов говорить и дальше, гадать и искать болезненное место, но не пришлось. Страх в глазе Одина крошечный и незаметный, дал ему знать — он попал вслепую, и посадил рану глубже кинжала.
Заставив окна трястись от собственного смеха, Лофт на пол швырнул кубок и исчез в золотых клубах дыма.
Всеотец свирепствовал после его исчезновения. В мгновение ока собрались воины Асгарда на поиски мятежного сына царя. Взвились над ними крылья Мысли и Памяти, вернувшихся по зову Одина откуда-то издалека.
На сей раз перегнул палку нечестивец Локи и должен быть наказан, говорил Всеотец, найдя формальный повод и радуясь тому. Но пуще всего наказывал зашить Локи рот прежде любого сказанного слова. А не получится — убить, не слушая речей.
И только Фрейя видела тревогу в зрачке мужа, когда тот предвосхищал всё, что мог бы сказать Лофт своим преследователями. И двойная тяжесть ложилась ей на сердце.
А Локи и не думал прятаться за горизонтом, куда ускакали эйнхейрии и добрая половина богов, каждый их которых искал и собственного спроса с рогатой головы йотуна. Приёмный сын таился у отца на поясе и ждал.
Ведь было волшебное средство, что оберегало его от сказок, высыпанных Нарви в память всех живых. Он не вскочил на Слейпнира, срываясь в погоню за ним, как все остальные. Нет, Всеотец стремился куда-то в иную сторону, откуда достал его шум из пиршественного зала.
Там было что-то более важное. И Локи жаждал это раскрыть как прежде желал оттянуть гнев его на себя, пока близнецы провернут свой правдивый фокус.
Прежде Локи не видел этого места. А ведь ребёнком он весь дворец и весь Золотой град сверху донизу обошёл и был в каждой щели, разведал каждый тайный ход.
Там была дюжина ворот. И десять из них были распахнуты настежь.
К оставшимся двум, как будто из тонких волос сплетённых, но твёрдых как сама земная твердь, и подошёл Один. Ворота те знали, что не были созданы, чтобы открываться. И всё же поддавались усилиям Всеотца. Тяжело, с душераздирающим скрипом, по ладони за раз, но раскрывались.
Локи в предвкушении мысленно потирал ладони, ожидая великое оружие за этаким запором. Но то, что он увидел там, вымело из него все мысли.
Руны.
Такие, каких он никогда не видел. Никогда. Он, кто знал всякое колдовство со всех самых дальних уголков Иггдрасиля. Он, кто ведал все языки.
И в ту минуту Лофт окончательно уверился, что Слова могут написать в реальности, как всё было и есть на самом деле.
Но зря ему пришлось это знание. Он забылся на краткое мгновение.
Взлетели за тучи вороны Одина, оставив бесполезную охоту. Встали на крыло да направили острый клюв на заходящее солнце. Смертью жестокой стелились за ними по земле волки — Фреки и Гери. Более им не нужно было путаных следов, чтобы знать свою добычу.
— Что сказал я вам, оболтусам, когда решились вы только подумать о совершенном начертании?
На этот раз о приходе Одина не возвестило даже предчувствие. Не было его на многие дни перехода вокруг — а то вдруг перегородил он свет в пещере да бросил на землю густую сеть с едва способным дышать сыном. Лофт без стона попытался перевернуться на спину, но верёвки как живые стянули ему члены, и даже на это не хватило его сил.
Прищурившись одим глазом, Один взглянул на молодого полукровку и женщину, вставшую между ними стеной из золота и серебра. Воротами, что тоньше волоса — а сил всех армий не хватит, чтобы сдвинуть.
Всеотец протянул к ней руку. Локи вздрогнул на земле, но не сумел даже приподняться на коленях.
— Что говорила ты, Сигюн, когда Асгард судил Локи за обман?
За спиной Отца Богов проскользнул в пещеру волк. Из пасти его свисала красная шкурка, лишь до поры не багровая от крови. Второй, пробравшись в тайную мастерскую следом за братом, ощерил зубы на Нарви.[nick]Loki Laufeyson[/nick][status]God of Mischief[/status][icon]https://i.imgur.com/qGmzbIF.png[/icon][sign]do you wanna play a game?[/sign][info]Локи Лафейсон
Возраст: 40/~;
Сторона: своя;
Сверхсилы: silver tongue, sorcery, psionics, shapeshifting, allspeak, jotun physiology.[/info]
Отредактировано Noname (30.09.2018 21:32)
Возраст: 28/~;
Сторона: одиночка;
Сверхсилы: асгардийская физиология, магия, всеязык, решение чужих проблем.
Не было у неё ни сил, ни желания смотреть на младшего сына, и в пути Сигюн самозабвенно плела тонкую нить заклинания, складывала её и вязала узлами, образуя невесомую сеть. Так учил её Лoки давно, ещё до рождения близнецов, и знание это после часто помогало ей занять и руки, и мысли. Сложно было теперь думать о том, где она ошиблась и чему не научила близнецов, и ещё сложнее – о том, к чему это привело. Сигюн жалела Фригг, но и Фрейю – не меньше.
Узел под длинными пальцами сбился, пришлось распускать нить и браться заново, с самого начала. Жаль, что со всем остальным это так не работало.
Взгляд нашёл тёмный затылок Нарви, обгонявшего мать на полтора шага, – а когда-то они не поспевали за ней и обещали друг другу вырасти выше окружавшего замок леса, – споткнулся об него. Сигюн силилась его понять, но не могла – сложно ей было представить, что сын её возжелал Фрейю так сильно, что не принял отказа; сложно было отделить для себя Фрейю от Всематери, от жены Одина, от принявшей её в свой дом женщины. Сложно и тяжело. Сигюн закрывала глаза, но не видела теперь ни одну из них.
– Отчего, Нарви, – отрывисто спросила она, нагоняя его и стремясь заглянуть в глаза, чтобы понять, – не принял ты от Фрейи отказа?
«Отчего ты так похож на своего отца, тоже не знавшего слова «нет»? – молчаливо вопрошала теперь Сигюн, и золото её магии блекло под тяжестью раздумий, оставляло следы на пальцах там, где тянула асинья слишком сильно. – Отчего всех моих усилий оказалось недостаточно?»
В облюбованной мальчишками пещере когда-то давно обитал дракон – это Сигюн поняла сразу. Даже сотни сотен дождей до конца не вытравили глубокие желобки от когтей у самого входа, пусть и казалось теперь, что их неизвестный художник начертал белой краской. Сигюн невольно залюбовалась ими, замерла у порога, не сразу последовала за Нарви внутрь. Каждый след был втрое больше её ладони, и можно было представить, что дракон этот был уже достаточно взрослым, когда пришлось ему покинуть это обиталище. Может – ради новых земель. Может – по злобе местных асов.
Сигюн с сожалением отвела руку, сжала ладонь в кулак, согревая пальцы, сделала шаг.
А внутри были руны, каких раньше она не видела.
Они зачаровывали и отвращали разом, и Сигюн, смотря на работу детей своих, не могла этого скрыть. Она учила их магии – для этого вот? Она слабо взмахнула рукой и отвернулась.
– Делай, что можешь, пока брат твой в пути, – постановила асинья и устало провела ладонями по лицу. Она чувствовала мощь и магию, она знала, что если заберёт их себе, то сможет… что? Переписать всё? Поменять Лoки на Теорика, замок на настоящий дом, знание на спокойствие?
Нет. Даже если всё и пришло сюда, то иначе Сигюн не хотела и не могла.
Сердце её молчало, пустыми безделушками болтались обереги, и даже оставленный над порогом отпечаток не полыхнул золотом, когда явился Всеотец. Сигюн, бледная и решительная, шагнула вперёд, заслоняя собой Нарви и его руны. Пусть переступит Один через её кости, а сыновья её закончат начатое, исправят то, что ещё могут.
– О котором из судов говоришь ты сейчас, Один? – она прямо и почти с вызовом смотрела на Всеотца, но говорила спокойно. Голос её не звенел цепями, которыми был прикован к ней Лoки, не тонул в шелесте листвы его кроны, со всех четырёх сторон обдуваемой мировыми ветрами.
Вот и волки его были теперь здесь, и Сигюн согласно кивнула, внутренне напрягаясь при виде родной пламенной шкурки. Но сердце Вали ещё билось, и, значит, не всё было потеряно.
– Не важно, – она помотала головой, взмахнула руками, и над Нарви осела тонкая сеть из золота и серебра, укрыла полупрозрачным куполом. Пусть она даст ему времени на полёт стрелы, на взмах птичьего крыла – и пусть ему этого времени хватит. – Я готова повторить это для тебя, если ты позабыл, Всеотец. Лoки – мой муж, и верность моя и жизнь будут с ним, что бы ни сотворил он. Если Асгард считает виновным Лoки, то и меня – тоже.
Она многое говорила в защиту Лoки, даже когда прочие асы отворачивались от него и клеймили предателем, ей не было жаль для того слов и собственной веры, делавшей её сейчас словно бы светлее и выше. Сигюн сложила перед собой руки, приготовившись не атаковать, но обороняться. И в ладонях у неё ничего и не было, кроме слабенького охвостья звезды.
[nick]Sigyn Alvarsdóttir[/nick][status]Богиня Верности[/status][icon]https://i.gyazo.com/630edf58bdf9b7d029169bb4967bec09.jpg[/icon][sign]Золото мое - листья ломкие на ветру,
Серебро мое - словно капля росы костру.[/sign][info]Сигюн Альварсдоуттир
Возраст: 30/~;
Сторона: Лoки и Асгард;
Сверхсилы: асгардийская физиология, магия, всеязык.[/info]
Возраст: неизвестен;
Сторона: семья;
Сверхсилы: физиология, во многом схожая по особенностям с йотунами/асами за вычетом внешнего вида. Бессмертие. Шейпшифтинг. Всеязык. Магия. Endless Knights.
Нарви слегка замедлил шаг, избегая глядеть в глаза матери, пусть даже некуда было деваться от её пристального внимания. Ощущение собственной правоты и правильности действий всё еще не покинуло его, но и примириться не мог он с тем, что из этих чаяний вышло.
— Казалось мне, она это несерьёзно, — ответил он нехотя, но всё же не стал молчать на сей раз, опасаясь, что и это не закончится добром чуть позже. — Я не бравый воин и сын лицедея, от кого не ждали особых подвигов — и всё же я мог дать ей больше, чем она могла вообразить. Неверие Фрейи казалось страшнее наказания.
Нарви умолк, не сказав ни слова более — в его понимании этого было достаточно, чтобы стало всё ясно.
Пещера за долгие годы успела стать братьям вторым домом, так что полукровка, едва отперев вход в неё, зажег несколько крепленых к стенам у самого входа факелов, но нужны они были лишь чтобы осветить проход вглубь. Под тяжелым сводом драконьей норы же горели словно выбитые в стене Знаки, столь непохожие на грамоту, используемую в Асгарде и иных мирах Иггдрасиля — они были просто другими. Россыпь знаков над головами пришедших во мраке напоминала звёздное небо, только вместо самих звёзд на каменном небе словно пытались изобразить от руки нечто гораздо более складное.
Их было много. На каждый аспект, на каждое значение, на каждый слог — кропотливая была проделана работа. Руны покрывали собой практически весь свод, но, если приглядеться внимательнее, можно было узреть в разрозненном узоре и проплешины, где словно чего-то недоставало. Тогда Нарви не заметил их, теперь же понимал, как глупо было допустить подобную невнимательность. Теперь он внимательно озирался, силясь усмотреть, что еще унес Вали и насколько возможно было использовать эту грамоту теперь.
— Без отсутствующих знаков я не в состоянии вернуть Фригг, — наконец проговорил он, хотя сообщал это и прежде. Задумался он крепко, поскольку можно было задержать Всеотца, но это было опасно, коли они на него действовали не так, как должны были действовать на всех. Сделать всё еще хуже, чем уже было, Нарви уже страшился.
Он лишь составлял фразу, в которую требовались недостающие знаки, когда в пещеру вторглись те, кого сейчас меньше всего жаждали здесь увидеть. Нарви начатое не смахнул и не торопился бежать, тем более что было-то — и некуда.
Для Вали погоня была быстра и безнадежна. Лисье проворство не помогло ему уйти от взявших след волков, и сейчас он виновато глядел на всех, поджав лапы и уши не от боли, но от страха. Открывшаяся картина нагоняла ужаса попросту тем, что теперь уже было неясно, чего от Всеотца следовало ждать, но у него не было сомнений, что, вопреки заданному вопросу, сейчас он их уже не станет слушать. Ведь и обманули они его уже дважды, если не трижды.
Нарви, тем не менее, не отступил перед озвученным вопросом.
— Ты строго наказал нам забыть об этом. Мы помним, — Нарви выступил вперед, не касаясь золотой сети и стараясь не глядеть на связанного отца и пойманного брата, лишь на Одина. — Мы ослушались тебя и признаем это. Сейчас я прошу лишь отпустить брата и позволить нам исправить то, что мы натворили.
[nick]Vali Lokison[/nick][status]Storyteller[/status][icon]https://b.radikal.ru/b22/1806/a7/2c07041ab8e4.jpg[/icon][info]Вали Бог Историй
Возраст: 25/~;
Сторона: Асгард;
Сверхсилы: нечеловеческая физиология, магия, всеязык, Слова.[/info]
Отредактировано Agamemnon (30.10.2018 02:14)
Возраст: солидный;
Сторона: ничья и своя;
Сверхсилы: manifestation of stories and beliefs, shapeshifter, magician, asgardian and jotun.
Серебряный голос Сигюн взрезал воздух, вытянул Лoки вдоль плеч; и от его натуги с дребезгом лопнула ячея спеленавшей его сети. Одна. И остались ещё тринадцать по тринадцать сотен таких же, ощерившихся злой искрой по плетению.
И этот тихий звук, и истощённое исступление Лoки тонули в ярости Всеотца, что освещала резким рдяным светом каждую складку каменного колокола, каждый завиток отлитых в мироздании Букв.
— Исправить?
Ярче разгорался червлёный ореол вокруг Бёльверка, сумеречнее становилась его фигура, темнело небо за проломом пещеры, а золото сети Сигюн покрывалось сталью, чтобы из защиты стать неразрушимой решёткой, звенящей колоколом, глотающей звуки как тощая изголодавшаяся шавка с пеной на пасти.
С губ Всеотца сорвался ни то стон, ни то вой, и шёл он от ярости и боли, затмивших взор единственного глаза, в иное время прозревавшего все миры Иггдрасиля от беспокойного Мидгарда до мертвенного Хельхейма. Он сделал шаг вперёд и толкнул Сигюн в грудь. Так, что неволей вошла она в камень стен. И грубый базальт разошёлся перед ней как вода, проглотил по плечи, оставив на свободе лишь голову.
— Исправить?!!
В остервенении Всеотец сорвал со свода первую из рун. За ней потянулись остальные, с грохотом срываясь вниз. Они рассыпали искры, разбивали в щепу инструменты мастерской, рушили пространство. Тотчас же в пещере сгустился лес сталагмитов, груды камней. Звенящие силой и жизнью начертания Один рукой своей собрал в чёрно-белый мешок.
И лишь после того оглядел оставшуюся свободной щель, вчетверо меньшей былого пространства.
С оружейным звоном исчезла стальная клеть, а Нарви отнесло прочь на четыре шага. В молчании Всеотец склонился над ним и собрал оставшиеся в его руках обрывки неоконченного заклинания.
— Исправить? Вы, сыновья вероломного Лoки? Вы, что решили, что слово моё — причуда ценой в горсть земли? Вы, что ковали свои руны в тайне? Вы, что растерзали свою королеву и мать своего отца? И во имя чего?
Он больше не видел и не слышал ничего, кроме собственного горя.
— Всё, что создано Лoки, может лишь уничтожать. Всё, что вышло из семени его, алчет разрушений. Так будь посему. Смотри, Кузнец Бед, как зло твоё пожирает само себя. И ты, что так верно следуешь за ним.
По движения взгляда Всеотца с Вали слетела лисья шкура. В несколько движений он набросал в воздухе замысловатые руны. Те, что увидел Лoки в своём последнем обмане. Те, что были как будто другими, но и теми же одновременно.
Непонятен был язык, на котором говорил Один. Но звук его речи заставлял колебаться сами скалы.
И вот уже на месте Вали стоит волк, родич Гери и Фреки, почтительно отступивших к свету вне пещеры.
Хором застонали путы на теле Лoки, противясь его силе, разрывая ему жилы, но уступая. Медленно, слишком медленно уступая.[nick]Loki Laufeyson[/nick][status]God of Mischief[/status][icon]https://i.imgur.com/qGmzbIF.png[/icon][sign]do you wanna play a game?[/sign][info]Лoки Лафейсон
Возраст: 40/~;
Сторона: своя;
Сверхсилы: silver tongue, sorcery, psionics, shapeshifting, allspeak, jotun physiology.[/info]
Отредактировано Noname (04.01.2019 19:27)
Возраст: неизвестен;
Сторона: семья;
Сверхсилы: физиология, во многом схожая по особенностям с йотунами/асами за вычетом внешнего вида. Бессмертие. Шейпшифтинг. Всеязык. Магия. Endless Knights.
— Мама! — воскликнул Нарви, когда гнев Одина обрушился и на неё. Он был страшен, еще более страшен на фоне связанного и абсолютно бессильного отца, которого они привыкли видеть совершенно иным — никак не беспомощной жертвой обстоятельств, одним своим положением нагоняющим унылые мысли, что всё пропало без луча надежды. Едва слышно заскулил пойманный лис, и не пытавшийся уже вырваться, чуя, что это обернуться могло еще большими бедами для всех. Покуда Нарви сохранял речь, один брат полноправно говорил за обоих. — Она невиновна! И отец не виновен! Они сами ничего не знали...
Нарви сделал было шаг по направлению к Сигюн, но остановился, с ужасом наблюдая, как их труды осыпаются с каменного небосвода по велению Всеотца. Он хотел было окликнуть его, но осекся, вдруг полностью осознав, что могущественному одноглазому старику вовсе не требовалось пояснять, что это такое и что он мог сотворить этими самыми действиями — Один ведал не хуже них с Вали, с чем имел сейчас дело, но если они сотворили случайность, то его действия были недобрыми, исполненными даже не отчаяния, а чем-то во много крат тяжелее и темнее. С ужасом оба близнеца наблюдали за жуткими изменениями окружавшего их пространства — Руны не откликнулись бы тому, кому они не подчинялись или у кого было недостаточно сил и мудрости, чтобы ими овладеть.
Обережная магия Сигюн разбилась, но Нарви устоял на ногах, не сумев — да и не пытаясь — удержать в своих руках то, что у него еще оставалось от этой чудной магии.
— И в мыслях наших не было обесценивать твои слова, — перебивать Одина и в спокойное время могло быть гибели подобно, но молодой полукровка всё же попытался в последний раз воззвать к разуму деда: — Что сейчас — это случайность, и это еще не поздно изменить. Прошу, позволь нам всё исправить...
Очевидно, Один уже не собирался слушать мальчишку. Его голос потонул в словах Всеотца, совершенно понятных ему, а следом и в рычании зверя. Нарви оглянулся было назад, и не сразу осознал, что звучавший кошмар стал не менее ужасной явью; между легендарными волками стоял Вали, еще не осознающий, для чего замышлялось это действо. Братья встретились взглядом в последний раз, и с одним последним словом огромный светлый волк выставил клыки в бездумном зверином оскале, диком и угрожающем. Из глаз исчезло всякое узнавание родича и просто собрата — в мощном прыжке зверь бросился на Нарви. В некогда просторной пещере теперь оказалось уже некуда уходить и Нарви ничем не мог отбиваться, и уже второй прыжок Вали оказался успешен. Клыки волка безжалостно впились брату в шею, едва не перекусив её пополам, словно не был тот потомком двух могущественных рас; недолго смогла сопротивляться добыча мотавшего тяжелой головой новообращенного оборотня. Брызнувшая кровь оросила стены и залила пол пещеры, на какие-то годы ставшей им почти вторым домом, а теперь и могилой. Волк хищно зажал в пасти истерзанное тело и потащил было его собратьям, но взгляд упал на иного присутствующего в пещере живого — не того, кому принадлежал приказ.
Взведенный зверь с красной пеленой в глазах отпустил мертвеца и на мягких лапах направился было в сторону спутанного Локи, словно переняв часть пронзившего всё чужого гнева, но раскатистое утробное рычание эхом оборвало Слово, принадлежащее Всеотцу. Волк, еще пару мгновений назад являвшийся Вали, спрятал зубы и, едва случайно скользнув глазом по вмурованной в стену женщине, направился к ожидающим у входа Гери и Фреки, словно теперь стал одним из них.
Не тронь его, молвило эхо Слов, чуждых даже для всеязыка, но не конец это, проклятый волчонок, Кузнеца Бед всё еще ждало иное наказание, ибо вечно недостаточно их было подобным ему...
[nick]Vali Lokison[/nick][status]Storyteller[/status][icon]https://d.radikal.ru/d24/1901/ad/689ed05487dc.jpg[/icon][info]Вали Бог Историй
Возраст: 25/~;
Сторона: Асгард;
Сверхсилы: нечеловеческая физиология, магия, всеязык, Слова.[/info]
Отредактировано Agamemnon (07.01.2019 02:39)
Возраст: 28/~;
Сторона: одиночка;
Сверхсилы: асгардийская физиология, магия, всеязык, решение чужих проблем.
Сигюн не желала смотреть.
Её бы воля – зажмурилась до боли в глазах, до беспокойных искорок, не разгонявших мрак; ослепла бы. Но что теперь её воля? Равнодушный камень, лишь раз дрогнувший, но даже кругами не разошедшийся там, где утонуло в нём её напряжённое тело, где ударили изнутри – и замерли после – собранные в кулаки ладони. Собственная магия, наполненная теперь яростью и испугом, обжигала её, растекалась по костям и суставам ледяным пламенем паники, не способным пробить сотворённую чужой волшбой броню, до последнего бессильного выдоха стянувшую асинье грудь.
Сигюн не могла не смотреть.
И не из-за того даже, что чужая невидимая рука словно нарочно уткнулась ей в подбородок, вскидывая по-настоящему испуганное лицо вверх, к заплаканному потолку, к полному ненависти лицу Всеотца, к ошмёткам магии, медленно остывавшим и осыпавшимся пылью. На мгновение ей сделалось ясно: не из-за Фригги и Фрейи он гневается так, но из-за мальчишеского непослушания, из-за того, что посмели они продолжить то, что он им запретил, а уж из-за опасения за мир или за собственное могущество – не так уж и важно. Ничто уже не было важным, когда Всеотец сам судил близнецов, сам вынес им приговор и сам собирался быть им палачом; ничто, кроме надвое разделённой жизни её сыновей.
Ресницы её дрожали, медленно опускаясь и поднимаясь вновь.
Слёзы застили асинье глаза, они солёными дорожками стекали по бледным её щекам, омывали губы, щекотали шею, и лишь самые крупные из них достигали края её темницы. Слова её сбились, скомкались, утонули в этих слезах, не способных сточить ни камень её брони, ни доспех Одинова оскорбления. Голос подвёл асинью теперь, когда не могла она петь, не могла говорить, не могла дозваться старшего сына – волка, пожравшего всю суть Вали, не самого Вали, нет, – остановить его, остановить, остановитьостановитьостановить. Выставить своим “НЕТ!” нерушимую стену между близнецами, пусть и будет она невесомой, что стянувшие Фенрира ленты.
Все звуки терялись в волчьем рыке, в цоканье когтей о камень, в отвратительном хлюпающем чавканье, следом за которым потянулся тяжёлый аромат крови, взбудораживший волков Одина. Сигюн краем глаза следила за расправой над младшим сыном – стоило ей сомкнуть глаза хоть на мгновение, и всё более мрачной картиной представало перед ней, – и мёртвые её глаза следили за вырезанным из кости лицом Всеотца, таким острым, что даже взгляд на него оставлял после себя саднящие рваные порезы.
И за всей её болью, за яростью и потерей, за ужасом и бессилием, подняло голову и обратилось к небу крохотное желание срезать с него это лицо, отделить его с головой вместе, и явить его всем девяти мирам с кроны Иггдрасиля. И желание это словно ледяной воды ей в лицо плеснуло; испугавшись, Сигюн принялась его прятать – всё дальше и дальше, там, где ни норнам не увидеть, ни Лoки, ни ей самой.
– Ты не дал им и тени возможности, – тихо произнесла она, сглатывая заполнившую рот соль и языком обводя пересохшие и пошедшие трещиной губы. – Миры должны дрожать в ужасе, видя, какую милость ты раздаёшь своим родичам. Что теперь, Всеотец? Утолил ли ты свою ярость, насытил гордыню?
Рука её, запертая в камень, дёрнулась к волку, что был ей сыном – схватить за шкирку, оттащить в сторону, – но едва ли шевельнула хоть одним пальцем.
Сигюн устало закрыла глаза.[nick]Sigyn Alvarsdóttir[/nick][status]Богиня Верности[/status][icon]https://i.gyazo.com/630edf58bdf9b7d029169bb4967bec09.jpg[/icon][sign]Золото мое - листья ломкие на ветру,
Серебро мое - словно капля росы костру.[/sign][info]Сигюн Альварсдоуттир
Возраст: 30/~;
Сторона: Лoки и Асгард;
Сверхсилы: асгардийская физиология, магия, всеязык.[/info]
Возраст: солидный;
Сторона: ничья и своя;
Сверхсилы: manifestation of stories and beliefs, shapeshifter, magician, asgardian and jotun.
Со звуком пожара, пожравшего дом, полный детей, распалась на нити магическая сеть. В один голос с ней затих вопль Нарви, захлебнувшийся в ударившей вверх раскрытой пятернёй крови.
— Ты ответишь за это, с-старик, — скаля зубы, выдавил из себя Локи. Его сила несмелым весенним ручейком подобралась к скорченным в когти пальцам, но не вернула ему холода рассудка.
Он видел смерть своего сына и видел волчье скалящееся счастье в глазах его невольного убийцы. Вали, что делил с Нарви все опасности и беды на двоих, что никогда не оставлял его виноватым перед отцом в одиночестве.
— Ты клялся! — взревел Лофт, когда оставшийся в волчьей шкуре сын посторонился Всеотца. Но тот лишь зло и коротко хохотнул, как рубанул покрытым инеем топором по его бессмысленной попытке подняться и вырвать из горла Веора предсмертный хрип.
На шею Лодура легло светлое острие Гунгнира.
— Не я пролил твою кровь, Враг Богов. Не тебе обвинять меня в клятвопреступлении.
Промолвив так, Один поднял взгляд единственного глаза на Сигюн. Слова её раскололи вставший было лёд свершённого правосудия. Нет, не утихла его ярость, политая кровью и страданием семьи младшего сына. Нет, далеко было до дна его гордыни, не покрыть никакими жизнями и платой.
— Твои сыновья заслуживали смерти ещё тогда, когда задумали эти гнусные инструменты, асинья. Возможность? Я даровал им возможность много зим назад. Они своими руками перековали её в оружие, которому я положил не быть в мирах Иггдрасиля.
Сила его злобы взъерошила загривки волков. Горестно отозвались из-за светлой завесы неба вороны. А с земли поднялся голос Лофта, сжимающего в пальцах надломленной воли иголку оставшейся силы.
— Ты не отыщешь таких цепей, что удержали бы меня навечно, старик. Ты же пожалеешь о нашей смешанной крови…
— Ты уже заставил меня обо многом пожалеть, Локи, — оборвал его речь Всеотец, вогнав копьё глубоко в камень.
Он отошёл по багровому следу на камнях к куче плоти и с любовью вытканного богиней верности полотна, расшитого неспособными более никого защитить узорами. И впервые на лице Лофта отразился настоящий ужас.
— И тебе пора пожалеть о словах, к чьей силе ты обращаешься бездумно.
С пальцев Всеотца, споря блеском с золотыми кольцами, свисали петли кишок Нарви. Плоть, которой Лофт поклялся не причинить вреда. Слова, которые не мог знать Один. Не те, что были произнесены под крышей сокровенного замка.
Гора с неохотой отпустила Сигюн, как будто бы без ведома правителя Асгарда. Но он, не поднимая на неё глаза, сказал:
— Ты вольна идти. Но если приблизишься к супругу или сыну, разделишь с ними кару.
Бессильное тело Локи в его руках сопротивлялось. Бог Лжи искал в складках земли опору, глоток силы в воздухе и отсвет обмана в скупом свете пещеры. Но он молчал, пережигая собственный рассудок в печи магии. Бессмысленно, но вез возможности к иному.[nick]Loki Laufeyson[/nick][status]God of Mischief[/status][icon]https://i.imgur.com/qGmzbIF.png[/icon][sign]do you wanna play a game?[/sign][info]Локи Лафейсон
Возраст: 40/~;
Сторона: своя;
Сверхсилы: silver tongue, sorcery, psionics, shapeshifting, allspeak, jotun physiology.[/info]
Возраст: 28/~;
Сторона: одиночка;
Сверхсилы: асгардийская физиология, магия, всеязык, решение чужих проблем.
Сигюн замутило. От вида сыновьего нутра, петлями обомкнувшего пальцы Всеотца, от собственной свободы – безвольной куклой из соломы и тряпок завалилась она на стылый и недружелюбный камень, в кровь разбивая ладони, – от их общего с Лoки бессилия, железными удилами впившегося в подъязычье. Одинаковые волчьи морды обратились к ней жадно, потянули носами, чуя кровь и слабость, но тяжёлый аромат распотрошённого мёртвого тела перебивал их интерес. То, что было когда-то Нарви, теперь слабо напоминало её сына – улыбчивого и упрямого, толкового там, где она научила его, неразумного в вопросах любви, – и Сигюн чувствовала некое успокоение в том, что застывшие его глаза смотрели в другую сторону. Она не таким его хотела помнить, как не таким хотела отныне знать Вали.
Подобравшись и обхватив себя руками – вне камня сделалось холодно, платье её истончилось, магия и горе не грели, – она обратила лицо к Всеотцу, занятому теперь Лoки. Смысл его слов не сразу дошёл до Сигюн. Вольна идти? Так просто? Вольна идти – и оставить ему мужа и сыновей? Вольна идти – к тени Теорика, к другому бравому воину, к новому мужу и новым детям? Она знала: мать приняла бы её, а с ней – и прочие асы; мать смыла бы с неё кровь и чужую вину – они плохо сочетаются с её светлым девичьим платьем, – и весь Асгард бы тогда признал Сигюн неповинной в преступлениях Лoки и его сыновей.
Но она была с ним рядом и она родила ему этих сыновей.
Сигюн опустила руки на беспристрастный камень, не без усилия поднялась, медленно, как во сне, сделала шаг. Голос её тихим «Вали» скользнул по загривку младшего из волков, отделяя его от новоприобретённой родни, ладонь опустилась на жёсткую шерсть. Они коротко встретились взглядами, асинья медленно моргнула, и звериный взгляд под натиском её ворожбы наполнился пониманием и ужасом. Столь же неторопливо Сигюн отвела глаза и руки, тяжело, словно в груди остались крупицы сдерживавшей её скалы, выдохнула.
– Тогда мы увидимся в час Рагнарёка, – она услышала себя словно со стороны, хоть и знала, что это её слова и её воля в них, – Всеотец.
Ноги её заплетались, плечи маятником раскачивались из стороны в сторону, а глаза видели одного только Лoки, опутанного той единственной нерушимой цепью, которую никому из них не разбить было. Из последних сил Сигюн обратилась к камню этой пещеры – ты знал моих сыновей, ты знал их магию, и она была наполовину и моей магией тоже, – и в стёртых её ладонях осталась простая круглая чаша. В доме её подобных не водилось – там всё дышало уютом, золотилось птицами, там обитали червлёные, изумрудные и сапфировые звери, – но она приняла её с благодарностью, толком ещё не понимая, зачем она ей здесь и теперь. Собирать невыплаканные ещё слёзы – по Нарви и Вали, по Лoки и по себе? Выставлять вместо щита?
Чаша оттянула руки вниз, и Сигюн так и замерла, не готовая покинуть эту пещеру. Далеко – да нет, всё ей мерещилось, – хохотала мёртвая вёльва, бусинами из рассыпавшегося ожерелья её жизни стучала о камень ледяная вода, умиротворённо расчёсывала свои золотые локоны Фрейя, в сытом довольстве судьбой мурлыкали её кошки. Сигюн нечего было присовокупить к обещаниям Лoки, и асинья молчала, готовая разделить с ним любую кару, на которую только хватит Одиновых обиды да ярости. Хочет – пусть и её вяжет узлами, которые не разорвать, хочет – пусть возвращает в каменную темницу.
Пусть только закончит уже это затянувшееся истязание.
[nick]Sigyn Alvarsdóttir[/nick][status]Богиня Верности[/status][icon]https://i.gyazo.com/630edf58bdf9b7d029169bb4967bec09.jpg[/icon][sign]Золото мое - листья ломкие на ветру,
Серебро мое - словно капля росы костру.[/sign][info]Сигюн Альварсдоуттир
Возраст: 30/~;
Сторона: Лoки и Асгард;
Сверхсилы: асгардийская физиология, магия, всеязык.[/info]
Отредактировано Sigyn (28.02.2019 13:00)
Возраст: неизвестен;
Сторона: семья;
Сверхсилы: физиология, во многом схожая по особенностям с йотунами/асами за вычетом внешнего вида. Бессмертие. Шейпшифтинг. Всеязык. Магия. Endless Knights.
Запах крови привлекал волков сильнее всего остального.
Слуги Одина наблюдали за казнью гораздо более равнодушно, чем новообращенный зверь, издававший тихое и неудовлетворенное рычание. Словно всё встало на своих места, мир наполнился иными красками, затмив простотой и первобытностью надуманные и совершенно лишние законы двуногих богов. То, что виной всему забвение — Вали и не осознавал, да и не нужно ему это было больше.
Или так считал зверь, позабывший, что значит прикосновение матери, а потому поначалу и не признавший его, как и приблизившееся к нему надломленное горем, но всё еще прекрасное существо; волк неотрывно глядел на позабытых отца и мёртвого брата, скаля зубы, ожидая команды, словно павшее на голову семьи проклятие его и не касалось вовсе. Остались только Всеотец, новые братья и пьянящий запах чужой крови.
А потом Сигюн пробудила скрытую в самых глубинах волчьего разума память.
...Светлый волк замолчал. С пониманием и разгорающимся ужасом глядел на происходящее так, как должен был видеть и осознавать историю с самого начала. Испуганно рявкнул, осознал собственный облик, разрушенную надежду исправить то, что втоптал глубоко в землю случай. Долгие мгновения осознания превратились в пытку для Вали не меньшую, чем виделась в этой пещере величина равнодушия Одина до безразличных ему судеб.
Долгие мгновения после жгучим желанием было перечеркнуть всё оставшееся и вцепиться Одину в глотку. "Но так станет лишь еще одним мертвецом больше", бился в уме голос утекающей с кровью родного брата силы, безвозвратно уходящей и для него с его жизнью как по следу уползающей змеи. Ничто уже не будет как прежде. Всеотец не придавал чужой вспыхнувшей ненависти значения. И Вали избрал другой путь.
Огромный светлый волк сбросил с себя оцепенение, подошел к Сигюн и ткнулся в неё тяжелой мордой — лёг бы в ладони, да заняты те оказались уже, — и недолго стоял так вместо объятий, согревая плотной шерстью. Грустно потерся носом о её шею и осторожно подхватил в зубы едва видимо мерцающий звёздный огонек, который сам же и принес ей чуть раньше днем. Забрал, пока его не увидел Всеотец, и отвернулся, убежав прочь из пещеры, пока его не удержали от еще одной ошибки. Фреки и Гери не бросились преследовать провинившегося, но и не удержали его.
Волк по имени Вали отправился не за помощью — он отправился за платой и справедливостью.
Богом Зла в Асгарде всегда называли Локи, но сегодня им для него навеки вечные стал Один — или тот, кто обязался оберегать и направлять этот мир, но за дарованной ему властью разучился его слушать.
За Нарви, одного из творцов историй, погибшего с участием силы Рун и навсегда потерянного.
За слёзы матери, что не должны были пролиться из-за несправедливости.
За отца, чьей вины в случившейся трагедии и вовсе не было в этот раз.
Свет звезды должен был указать дорогу к спрятанным знакам другим, но Вали хотел, чтобы сейчас ни его, ни сами знаки больше не нашли. Выносливые волчьи лапы по-другому преодолевали огромное расстояние, волки могли долго бежать...
Оставшиеся силы проклятый бог историй затем использует для того, чтобы ничего невозможно было исправить. И Всеотец так же навсегда потеряет дорогого человека так, как они потеряли сегодня Нарви, да и хуже — завершить заклинание Нарви значило окончательно стереть и всю память о ней.
Кровь за кровь и пусть будет так.
[nick]Vali Lokison[/nick][status]Storyteller[/status][icon]https://d.radikal.ru/d24/1901/ad/689ed05487dc.jpg[/icon][info]Вали Бог Историй
Возраст: 25/~;
Сторона: Асгард;
Сверхсилы: нечеловеческая физиология, магия, всеязык, Слова.[/info]
Отредактировано Agamemnon (08.03.2019 19:24)
Возраст: солидный;
Сторона: ничья и своя;
Сверхсилы: manifestation of stories and beliefs, shapeshifter, magician, asgardian and jotun.
В словах, а тем более в Рунах иссякла всякая нужда. Уже не высшая воля таинственных знаков, но собственная сила Одина удерживала Локи. Тот был сломлен скорой и безжалостной гибелью сына, изувечен минувшей битвой с Гримниром и отравлен зловонным дыханием грядущего, столь знакомым богам.
Только огненное упрямство Лодура ещё опаляет вымазанные в тёмной крови ладони Всеотца. Йотун извивался рыбиной, утекал дождём и стлался дымом, а то вдруг норовил спицей добраться до сердца, огнём ужалить душу или прозрением рассечь на части мысль. Закованный в знание о поражении, он сопротивлялся, и тем принудил Всеотца всё внимание без остатка обратить к этому бесславному и безмолвному сражению.
Когда же враг богов повис вниз головой на каменной жиле, Один отвернулся прочь, не задержав на его влажно поблёскивающем теле взгляда. Он лишь теперь поймал в расселине тень ускользнувшего из пещеры волка и пыльцу последнего безнадежного деяния на руках женщины.
— Ты снова отвергла моё великодушие, Сигюн, — проговорил он, и голос Всеотца удушливым смертным дыханием старой горы заполнил пещеру. — Зло и ложь в твоих глазах достойнее верности, чем мировой порядок? Такова верность богини: смерти и хаосу, чужаку, а не своему народу и жизни?
Сигюн подняла взгляд со своей нежданной ноши на изрезанное морщинами украденной мудрости лицо Всеотца, вновь вспомнила ту, злую мысль, и вновь её укротила.
— Этот чужак — мой народ и моя жизнь, — голос её звучал тихо и ровно, с выцветшей страстью, лишь угадываемой там, где крылось его “великодушие”. — И если ты, Один, готов отказаться от своей семьи, то не жди от меня того же.
Как будто угасшая злоба Гримнира из угольев распалилась с новой силой. Он с силой дёрнул богиню к себе, отбросил прочь гладкую чашу — грубое подобие той, что поднесла ему хозяйка замка на берегу Морморы. Но теперь чаша пуста, да и не то подношение требуется верховному богу Асгарда.
— Убери от неё свои руки, старик, — голос Локи скрипел как натруженная ось мира.
— Ты более не скажешь слова поперёк. Никому, — не обратив на связанного сына и тени внимания, сдавленно пророкотал Отец, и в широкой его ладони вырос короткий светлый нож. — Да будет так.[nick]Loki Laufeyson[/nick][status]God of Mischief[/status][icon]https://i.imgur.com/qGmzbIF.png[/icon][sign]do you wanna play a game?[/sign][info]Локи Лафейсон
Возраст: 40/~;
Сторона: своя;
Сверхсилы: silver tongue, sorcery, psionics, shapeshifting, allspeak, jotun physiology.[/info]
Возраст: 28/~;
Сторона: одиночка;
Сверхсилы: асгардийская физиология, магия, всеязык, решение чужих проблем.
♫ Сигюн не дрожала и не сопротивлялась. Страшно – это когда магию твою переламывают, как птичью кость, и на сына набрасывают волчью шкуру. Больно – это когда видишь беспомощного мальчишку во взрослом мужчине и кровь его обжигает веки. То, как смотрел теперь Всеотец, как ухватил асинью за плечо, срывая с места, не было ей по-настоящему больно и страшно. И всё же Сигюн зажмурилась, поймав тусклый отблеск на сотканном из воздуха и ярости ноже, сипло выдохнула, беззвучно приоткрывая тонкие губы.
Мало было Всеотцу вырезать ей треть сердца да солью с пеплом усыпать оставшееся. Ярость его и гордыня не знали насыщения, требовали больше, больше, пожирали его самого и их всех.
Нож не скользил, играючи, по бледным её скулам, по дрожащей на шее жилке, по растрёпанным светлым локонам, ореолом обнимавшим лицо. Знал Всеотец свою цель, соблюдал обещание, и пальцы его потянулись выше, стиснули ей щёки, надавили на подбородок, прокладывая лезвию путь. Губы Сигюн сделались алыми, весело и быстро забились о камень тёмные капли, наполняя сырость пещеры тяжестью кованного металла, и тогда асинья раскрыла глаза, впилась взглядом в изувеченное злостью лицо Всеотца. Он был таким на её свадьбе – после того, как вскрылся обман, – и он был таким теперь, и точки эти сошлись на мгновение, ничего не оставляя между собой, а потом – разбежались в стороны множеством мелких искр, наполнивших её собственную тьму.
Закончив, Один оттолкнул её в сторону, и Сигюн покорно упала, уткнулась ладонями в стылый камень, но почти сразу подняла их к лицу и заплакала – слабо, тихо, почти без слёз, как всегда плакала по себе. То, что было ещё частью её, вспыхнуло и погасло в ладони Всеотца, запечатывая рану, и кровь не шла уже, но мрачным узором алела на лице её, и одежде, и на пальцах, и на дне миски, подаренной асинье камнем этой пещеры. И с каждой её попыткой стереть её, смыть с себя, очиститься, пятна только сильнее въедались в кожу, так, что в итоге Сигюн бросила это занятие и слабо, не с первого раза, поднялась на ноги, в размытом полумраке нашла Лoки. Лицо её дрогнуло, исказилось болью.
В несколько шагов преодолев разделявшее их расстояние, не убоявшись ни Одина, ни его волков, она приблизилась к мужу, опустилась на колени, мягко коснулась лица его кончиками пальцев, не желая и Лoки покрыть рябиновыми пятнами.
Все её слова теперь были в этих коротких, робких прикосновениях да в полных горечи и веры взглядах.
И все её обещания прятались под обрубком языка.
[nick]Sigyn Alvarsdóttir[/nick][status]Богиня Верности[/status][icon]https://i.gyazo.com/630edf58bdf9b7d029169bb4967bec09.jpg[/icon][sign]Золото мое - листья ломкие на ветру,
Серебро мое - словно капля росы костру.[/sign][info]Сигюн Альварсдоуттир
Возраст: 30/~;
Сторона: Лoки и Асгард;
Сверхсилы: асгардийская физиология, магия, всеязык.[/info]
Возраст: солидный;
Сторона: ничья и своя;
Сверхсилы: manifestation of stories and beliefs, shapeshifter, magician, asgardian and jotun.
Локи смотрел. Взгляд его примёрз к фьордам морщин на лице Одина. Не видел он как будто больше ни груды плоти на камнях, ни щерившихся волков; ни даже страданий Сигюн, лишённой языка.
Одно только лицо отца, взявшего то, что ему захотелось взять.
Все слова, что мог сплести серебряный язык, уже были сказаны. В них не осталось никаких сил, всё иссякло как иссушенный жаром лесного пожара ручей.
Привязанный к камню плотью собственного сына, Локи и сам стал камнем, сосудом для неугасимой ненависти и ярости. Этому пламени не было топлива и выхода. До скончания времён она должна была жрать самое себя вместе с рассудком и чувствами бога.
Что ему было теперь бегство сына-волка. Что ему была теперь расплата спутницы за её верность и любовь. Лишь монеты в неоплатном, чудовищном долге, который однажды старику придётся выплюнуть изо рта вместе с кусками сердца, лёгких и мозга.
Так Лофт не говорил, но верил. Время придёт, и сотрясёт землю рёв Гьяллархорна. Даже эта тюрьма не удержит его навечно, потому что не вечен сам мир.
И тогда…
Один тоже всё знал. Но на сына взгляд его единственного глаза больше не опускался.
Это над Сигюн он стоял дольше нужного, как будто в раздумьях над тем, что ещё можно преподнести ей в качестве наказания. Что ещё сделать, чтобы она сломалась и отреклась от змееподобного мужа. Как ещё обесчестить, чтобы Лофт в ней видел ту же потерю, на которую обрекли его Вали и Нарви.
След богини протянул его с собой к подножию каменной слезы, к горящим глазам Хведрунга, к кровавому следу, потянувшемуся до внука. Картина эта как впервые сложилась воедино, ещё больше омрачив лицо Всеотца.
— Твой сын будет предан огню. Как преступник, в тайне, но даже он не заслуживает участи драугра. Ты же, Лофт… когда до замка в Асгарде докатится твой крик, он не доставит мне радости, знай это.
Губы Локи разомкнулись тяжело и медленно как земной разлом.
— Ты не услышишь его, старик, — сказал он.
Один ничего не ответил. Тень его на мгновение закрыла свет в расселине, когда он уходил, взяв на руки останки Нарви. И лишь когда над горным склоном остался только стенающий по всем погибшим ветер, на щеку трикстера упала капля, чистая как слеза и едкая как дыхание вулкана. Неслышно, незаметно опустилась из теней в глубине пещеры гранёная голова громадной змеи.
Локи содрогнулся всем телом, сцепил зубы и выдохнул сдавленное проклятие. Змея удостоилась лишь испепеляющего взгляда. Но и сверлить безумным взглядом умирающий день по ту сторону узилища бог перестал. Он нашёл место, где умер Нарви. Лицо Сигюн.
Такова теперь их вечность.[nick]Loki Laufeyson[/nick][status]God of Mischief[/status][icon]https://i.imgur.com/qGmzbIF.png[/icon][sign]do you wanna play a game?[/sign][info]Локи Лафейсон
Возраст: 40/~;
Сторона: своя;
Сверхсилы: silver tongue, sorcery, psionics, shapeshifting, allspeak, jotun physiology.[/info]
Возраст: 28/~;
Сторона: одиночка;
Сверхсилы: асгардийская физиология, магия, всеязык, решение чужих проблем.
♫ Она обнимала лицо Лoки ладонями и не сразу приметила змею, тенью былой угрозы нависшую над ними, расположившую своё гигантское тело так, что оно сливалось с сумраком пещеры. Только когда первые хрустальные слёзы покатились по перевёрнутому лицу супруга, Сигюн встревоженно обратила взгляд к последнему подарку Одина и вскинулась, подставляя ладони, смешивая кровь свою с обжигающим ядом. Взгляд её, скользнувший по пещере, опасливо миновавший алый размытый круг, нашёл давешнюю чашу, и теперь асинья действительно подняла её над собой как щит, струной вытянулась, всё одно змеиной морды не достигая.
Такой видел Один их вечность?
Сигюн слабо, из последних сил и одними только губами улыбнулась в чёрные бусины глаз ядовитой твари.
Поначалу она пробовала подставлять чашу так, чтобы серебро змеиного яда стекало по ровным бортам и по длинным её пальцам, но натёкшее в первые дни – недели? месяцы? – зловонное озерцо принялось отравлять их обоих, наполняя пещеру тенями тех, кому не следовало здесь быть, и Сигюн пришлось думать и переделывать. Взгляд её, печальный и долгий, умолял о прощении, говорил, как ей жаль, когда в первый раз асинье пришлось опустить руки с проклятой ношей в них и под сдавленные проклятия Лoки скользнуть за порог. Там она замерла, сражённая тем, как выцвел мир под снежной пеленой, набрала горсть снега и с ним вернулась к мужу. Омывая его лицо, Сигюн словно рассказывала ему о том, что увидела, о том, что мир без них не замер в золоте красок, но жил, менялся, ещё на сезон приближаясь к часу, когда вечность их истончится, как омываемый водой камень, и сойдёт на нет.
Временами у входа она встречала светлого волка, никогда не приближавшегося и не пересекавшего старых драконьих отметин. Он уходил всякий раз, как Сигюн протягивала к нему тонкокостные ладони в серебряно-алых потёках, и подолгу потом не появлялся снова. Иногда место его занимали медведи – одиночки или целые группы, – и тогда робкий отголосок страха звенел у неё в груди: как посмела ты умереть, бросив Лoки одного и не свершив мести?
Но змеиный яд обжигал, а проклятия супруга ранили сердце, доказывая, что Хель ещё не настигла её, что под истончившейся бледной кожей и в своём беззвучии Сигюн ещё жива.
Мнилось, что она сделалась камнем, белёсым тонким изваянием, украшавшим фонтаны в золотых дворцах Асгарда.
Мнилось, что глазами змеи смотрел сам Один, желавший уверенности в том, что наказание его свершается, что каждый из них ровно на том месте, что он отвёл им.
Мнилось, что из тьмы смотрел на мать с отцом Нарви, и его мёртвые глаза кровоточили, а лицо вытянулось и иссохло, как у драугра.
Мнилось, что она забыла Лoки и свои имена, забыла, что он муж ей, забыла, за какое преступление они здесь заточены все трое – он, она и змея, равнодушная ко всему.
Но даже в этом своём забытьи Сигюн знала, что любит его и что нужно несоизмеримо больше, чтобы её с ним разлучить.
В очередной раз выйдя на порог, чтобы наполнить ядом образовавшийся едкий ручеёк, потихоньку пробивавший себе русло вниз, с гор, она привычно уже замерла – мир сызнова сделался белым, и Сигюн не знала, какой по счёту была эта зима. Её собственные растрепавшиеся волосы вторили этой зиме, осыпались по плечам пеплом, путались с выцветшим золотом.
Мало кто назвал бы её теперь красивой.
Мало кто сказал бы теперь то же о Лoки.
Ледяные пальцы Сигюн скользили по чешуйчатым шрамам, отвоевавшим его лицо, перебирали присыпанные серебром локоны, касались узлов, стягивающих путы, – и бессильно поднимались наверх, к чаше.
«Однажды, – отвечал её взгляд всем его проклятиям. – Однажды эта вечность настигнет сама себя, и тогда всё закончится, а до той поры я буду с тобой, чтобы половину твоей участи нести в своих руках».
Всё в ней вторило обещаниям, даже когда не помнила асинья себя, и Лoки, и Нарви с Вали, и Всеотца с его драгоценной Фрейей, и весь остальной Асгард. Иногда ей мерещилось, что никакого Асгарда, никаких девяти миров и вовсе не было – ни теперь, ни когда-либо до того.
«Однажды, – беззвучно отзывалась та, что была когда-то Сигюн, – все твои проклятия достигнут того, чья горделивая жадность всему виной, и он вынужден будет на них ответить».
Пусть даже вечность тянулась так, что никакое «однажды» не торопилось.
[nick]Sigyn Alvarsdóttir[/nick][status]Богиня Верности[/status][icon]https://i.gyazo.com/630edf58bdf9b7d029169bb4967bec09.jpg[/icon][sign]Золото мое - листья ломкие на ветру,
Серебро мое - словно капля росы костру.[/sign][info]Сигюн Альварсдоуттир
Возраст: 30/~;
Сторона: Лoки и Асгард;
Сверхсилы: асгардийская физиология, магия, всеязык.[/info]
Отредактировано Sigyn (06.04.2019 13:28)
Возраст: неизвестен;
Сторона: семья;
Сверхсилы: физиология, во многом схожая по особенностям с йотунами/асами за вычетом внешнего вида. Бессмертие. Шейпшифтинг. Всеязык. Магия. Endless Knights.
Много времени ушло у Вали на то, дабы в одиночестве восстановить свою власть над той магией мироздания, что забрал у него Один вместе с жизнью брата. Вместе с инструментом, который близнецы воссоздали. Он не понимал отсутствие явных попыток Одина отменить ошибочное колдовство, да и не хотел задумываться более над неясными мотивами и, тем более, поступками старика — какую-либо значимость они потеряли навсегда.
Отсутствие всего алфавита рун в лапах его создателя лишь отсрочило задуманное. Бог Историй остался способен видеть нити, из которых соткан мир, не стала неразрешимой загадкой магия павшего брата, Слова, в которых он совершил ошибки из-за унесенных знаков. Светлый волк скитался по миру будто бы бесцельно; Фреки и Гери вскоре прекратили преследовать собрата, в одночасье лишившегося семьи, облика, имени и, казалось, разума. Но Вали сохранил его. По миру скитался он, собирая и восстанавливая осколки неверно сотканного колдовства.
Он находил их везде: в траве, в опавшей листве, под камнями, в воде, на древесной коре, на едва выпавшем снегу, выкапывал из земли, ловил в тенях и голосах охотников, недоумевавших со смелости невесть откуда взявшегося зверя, до судьбы которого им не было дела. Вали не было дела до чужого равнодушия, оно лишь разжигало вновь тлеющее в душе пламя горечи и утраты, напоминало о том, что не следовало забывать; напоминало о поставленной цели, не позволяя её позабыть, не позволяя отступиться.
Лишь однажды он взглянул на ту единственную, невольно разрушившую их жизни своей красотой.
Лишь однажды после случившегося проклятый видел Всеотца, сделавшего вид, будто не узнал его.
Когда его путь пролегал близ пещеры, ставшей темницей, Вали ненадолго навещал отца и мать, дабы убедиться, что живы они, и дабы вспомнить собственное имя. Не приближался он к ним, опасался не уйти больше; обещал лишь, что еще немного, и всё изменится, они будут отомщены. Брата не вернуть, но они смогут стать свободными, а Один заплатит за несправедливо свершенный суд тем, что счел равнозначным ему.
Несколько зим ушло у проклятого волка, чтобы найти все необходимые мировые нити и осколки магии, дабы суметь завершить начатое и одновременно исправить ошибку Нарви. И отправился он к звезде, в которой некогда так неудачно спрятал от всего остального мира последние оставшиеся в его распоряжении Руны — те, которых брату так не хватило тогда.
Солнце клонилось к закату, крадя за собой золото вечерних красок. Вдалеке блестели в его свете шпили ничего не ведающего Асгарда, так и не узнавшего, что за зверь крутился так долго возле его стен, откуда пришел он и куда исчез. А волк просто воззвал к оставшимся знакам и вплёл их в нити чужого заклинания, что сетью так неосторожно оплело некогда ровную историю, отныне вновь ставшую цельной.
Исчез в ней прощальный волчий вой.
Навеки растворилась в реках времен Фригг, словно никогда и не существовало её вовсе.
Канули в забвении истинные воспоминания асов о ней, приняв как должное воспоминания ложные.
Позабыл её и Всеотец, о чем позаботился проклятый волк, расплатившийся за содеянное всякой надеждой на собственное спасение.
За те несколько зим он так и не узрел смысла собственного существования без брата в мире, где так каралась его собственная сила.
Погасли звёзды и нити опасного волшебства, отблески той силы, что была древнее многого. Исчез Бог Историй с последними лучами солнца, примирившись с ценой своего выбора. Дикий волк остался на его месте, лишенный разума и памяти.
И осветило на рассвете измененный мир ничего не подозревающее солнце...
[nick]Vali Lokison[/nick][status]Storyteller[/status][icon]https://d.radikal.ru/d00/1904/c6/491777c95112.jpg[/icon][info]Вали Бог Историй
Возраст: 25/~;
Сторона: Асгард;
Сверхсилы: нечеловеческая физиология, магия, всеязык, Слова.[/info]
Отредактировано Agamemnon (10.04.2019 01:51)
Возраст: солидный;
Сторона: ничья и своя;
Сверхсилы: manifestation of stories and beliefs, shapeshifter, magician, asgardian and jotun.
Время капля за каплей истончало камень историй. Блеклые слёзы уносили в забвение Гуннингагапа краски случайно заблудившегося в пещере осеннего ветра, стесывали острые края льдинок, собранных в узкой просвечивающей ладони Сигюн. И её — даже её, скованную клятвой и силой безмерной собственных слов — уносило от Лoки прочь по щепоти, по волоску.
Силясь удержать хоть что-то, хотя бы и бурые следы на клыках камней, Лoки говорил. О гигантах и карликах, о близком и далёком, о льдах и огне, о ладьях и крыльях. Потом он замолкал, и слух его заполняло биение ядовитых капель времени о чашу в руках Сигюн.
Они и его уносили в тёмное безвременье, понемногу, по клочку.
Дни после зимних коротких отблесков перестали расти — то залитые ядом глаза мутнели и больше не различали ни старой крови в тени похожего на волка обломка скалы, ни лица богини верности.
Он всё ещё говорил. О гигантах и карликах, о близком и далёком, о людях и их мелочности, об асах и их слабоумии, о ванах и их тупости. Потом он замолкал. В тишине и бесстрастности мерно падал в чашу яд гигантской змеи.
Истории вымывались. Все герои их сливались в одного, терялись начала и окончания, что уж говорить о серединах. Кто была та богиня, что царствовала вместе с Одином? Как скрестил окровавленные руки с ним Лoки? Как брат? Как сын?
На место потерянной были приходил огонь. Тот, что по слухам несла в своих жилах его мать. Всепроникающий огонь, не ведающий узды и не желающий мирного очага.
И тогда он говорил. О гигантах и карликах, о близком и далёком, об Асгарде и его пустых руинах, об Ванахейме и пепле на месте лесов и озёр, о вырванном глазе Одина и разверстой грудной клетке Бальдра, об униженном Торе и уничтоженной Сиф.
А когда он замолчал, надолго, вынашивая вскипающие алым и золотым мысли, череду ударов времени о кольца на поверхности змеиного яда перебила торопливая тяжёлая поступь. А с ней вернулись истории, шероховатые, острые, дышащие, летучие…
Но вытянуть огонь и подчинить его им было уже не по силам. Лишь вынудить к терпению и уступкам для второго дыхания Лoки — для лжи.
Отныне у блистательного наследного принца Асгарда была воля идти напролом прочь от Асгарда, набирать врагов и не оглядываться. На руины Асгарда, на пепелище Ванахейма, на ослеплённого Одина и пущенных на шкуры волков.
На всё то, к чему Лoки за руку выводил из пещеры Сигюн. На ощупь, на дыхание неба, на свет пожирающего его изнутри огня.[nick]Loki Laufeyson[/nick][status]God of Mischief[/status][icon]https://i.imgur.com/98zpFJO.png[/icon][sign]do you wanna play a game?[/sign][info]Лoки Лафейсон
Возраст: 40/~;
Сторона: своя;
Сверхсилы: silver tongue, sorcery, psionics, shapeshifting, allspeak, jotun physiology.[/info]
Вы здесь » Marvel: All-New » Завершенные эпизоды » [aeons ago] The world turned upside down
